Леонора Каррингтон - Слуховая трубка

Джорджина Сайкс обитала в маленьком шапито, только не в брезентовом, а из цемента, в белую и красную полосу. На двери были выведены слова ДИ И ДУЙСЯ НИЮ. Я долго думала, что это какой-то загадочный иностранный язык. Но потом догадалась, что там написано: «Заходи и порадуйся представлению». Но время и плющ попортили буквы.

Наташа Гонзалес владела эскимосским иглу.

В саду было много цементных скамеек, чтобы отдохнуть в хорошую погоду. Но мы, конечно, не рассиживались на них целыми днями — у каждой было много работы: по саду, на кухне и другой, главным образом домашнего характера.

Больше всего мне понравилось место, которое мы называли Пчелиным прудом. На самом деле это был неработающий фонтан с водяными лилиями, уютно устроившийся среди стен, скрытых белой геранью, разросшимися розами и жасмином. Укромный уголок облюбовали пчелы, и в теплые дни они постоянно жужжали, занимаясь своими делами. Я могла долго сидеть среди них и чувствовать себя счастливой, хотя не могу сказать, чем они меня привлекали.

По утрам мы были сильно заняты, но я заметила, что Анна Верц в это время частенько устраивалась в шезлонге рядом с часами с кукушкой принимать солнечные ванны. А если не лежала в шезлонге, единственном на нашей территории, то стояла на пороге чьей-нибудь хижины и говорила. Некоторых это раздражало, но лично я привыкла.

На второй день после полудня — потом я потеряла счет времени — меня навестила Джорджина Сайкс. Тогда я еще не знала ее имени, но отличала от других по росту. Она была намного выше остальных, одевалась очень стильно и носила одежду с восхищающей меня непринужденностью. В тот день, насколько помню, на ней было длинное кимоно и красные брюки. Китайский стиль. Ее наряд поразил меня элегантностью. Волосы у нее были подстрижены — длинный боб, и, хотя с годами они изрядно поредели, она так умело укладывала, что скрывала небольшую проплешину, одновременно создавая эффект легкой небрежности прически. Глаза, когда-то большие и красивые, теперь чуть портили лиловатые мешки, но они сохранили милое выражение, которое подчеркивала нанесенная на веки тушь.

— Иногда это место нагоняет на меня жуткую тоску, — услышала я, приложив к уху слуховую трубку. — Чертова жена Гэмбита гонит меня чистить картошку, но я же не могу ковыряться на кухне после того, как только что сделала ногти. — К моему удивлению, красный лак покрывал кончики ее больших, костлявых пальцев.

— Мне казалось, миссис Гэмбит — очень добрый человек, — ответила я. — Она постоянно улыбается.

— Мы зовем ее Рейчел Гримаса. — Джорджина затушила сигарету о мой стол. — Ее имя Рейчел, а эта ее улыбка — просто гримаса. Она жуткое, опасное существо.

— В каком смысле опасное? — В моей голове вновь возник образ невидимого крематория. Я опять забеспокоилась. Неужели миссис Гэмбит взяла на себя обязанность наказывать обитателей Лайтсам-холла?

— Она терпеть меня не может из-за доктора. Он человек сладострастный и за столом не сводит с меня глаз, а Рейчел Гримаса кипит от злости. Как я могу запретить ее грязному муженьку поедать меня глазами во время трапез? — Джорджина, громко хмыкнув, закурила новую сигарету. — А еще он постоянно находит предлог завлечь меня в свой будуар для приятных бесед.

Все это показалось мне очень странным. Доктор Гэмбит был человеком среднего возраста, уж по крайней мере лет на сорок моложе Джорджины. Хотя с людьми всякое бывает — я сталкивалась в прошлом со столькими сюрпризами, что не взялась бы отрицать возможность их появления в будущем.

— Какая у нашего доктора медицинская специальность? — Своим вопросом я хотела скрыть удивление, чтобы не показаться невежливой.

— Что-то вроде христианского психолога, — ответила Джорджина. — Результат, Святая Цель, как столоверчение по Фрейду, — жуть и сплошной обман. Стоит его изъять из нашей клоаки, и он потеряет всякое значение, поскольку уже не будет единственным среди всех мужчиной. Столько женщин в одном месте — это просто беда. От скопления яичников хочется вопить. Все равно что жить в пчелином улье.

В этот момент наш разговор был прерван — на пороге появилась миссис Гэмбит с корзиной картошки. Я искренне надеялась, что она не слышала, о чем мы говорили.

— По крайней мере, два члена нашего сообщества отлынивают от утренних работ. — Она приложила руку ко лбу, словно ее мучила нестерпимая головная боль. — Возможно и так: все буду делать я, а вы только сидеть и сплетничать. Все возможно. Но для вашей же пользы я не должна позволять вам потакать лени и распрощаться с и без того крохотным шансом спасти душу. Душа живет настойчивостью и трудом. Но разве назовешь этим высоким словом ваши капризные чувства, которыми вы подменяете свою бессмертную сущность?