Збинек Кованда - Палец на спуске

По официальным документам Якуб был мертв. Те два долгих года спрятались от чутких ушей жандармского управления, как в могилу легли. О них жандармы не узнали ничего; тайной они остались и для вездесущих соседей.

Сначала ходили самые фантастические рассказы, по которым Якуб был даже предводителем магометанцев. Якуба это только смешило. Он знал, что рано или поздно сплетням придет конец и на них в лучшем случае будут реагировать как на прошлогодний анекдот. Но когда он, как подозреваемый, не мог получить работу, а на «Шкодовке», как бы не понимая, пожимали плечами, это стало омрачать его. Нужны были деньги на существование.

Мельницу матушка продала еще до того, как Якуб ушел на войну. Вернулся он в дом с голыми стенами, грубо сколоченной мебелью да с несколькими курицами на маленьком дворике. Единственные, кто пережил войну без больших потерь, были форели. Хотя они и становились ежегодно добычей деревенских подростков, но в речке не переводились.

Якуб хмурился, по голод от этого не уменьшался.

Однажды он вошел в хлев, где даже пауки не помнили, когда здесь жевали сено коровки, разгреб в углу остатки мелкой соломы, мякину и вытащил единственную вещь, которую принес с войны и спрятал в этом месте. Это была винтовка с обрезанным стволом, завернутая в клеенку, а к ней несколько десятков патронов.

И если в Бржезанах удалось утаить, что было два года где-то далеко за горами, то ни в коем случае нельзя было скрыть то, что происходит здесь в данное время. Вскоре каждый мальчишка знал, что Якуб браконьерствует. Но для разоблачения браконьера мало знать, что он браконьер, его надо еще поймать на месте преступления. У Якуба время от времени на хмуром лице проскальзывала улыбка. О его делах знали, конечно, и лесник, и жандармы. Лесник выполнял свои обязанности, докладывал о чем следовало, но в роли собаки-ищейки не выступал. Жандармы отводили душу крепкими ругательствами и грозными словами. Полагая, что преступник все равно от наказания не уйдет, они предпочитали пить тминную водку в корчме на деревенской площади, а не таскаться по кустарникам и трудной для передвижения местности. И только тогда, когда ядовитое известие облетело всю округу, их кулаки стукнули по столу.

О Якубе начали поговаривать, что он всегда берет с собой в лес только один патрон и никогда не возвращается с пустыми руками. Рассказывали байки, будто его винтовка наделена волшебной силой, потому что была заколдована каким-то шаманом там, в далекой стране, которая зовется Сибирью и в которой на краю света живут одни охотники.

Жандарм, у которого плечо вытерто ремнем винтовки, должен был считать такие речи основанием для подозрений. И Якуба вызвали в жандармерию.

По странному стечению обстоятельств эта весть о Якубе влетела в то же время и в другие уши.

Примерно на километр вокруг Бржезан тянулись общественные и государственные леса. Дальше простиралась холмистая земля графа Чернина. Это был тот самый граф, который в молодости бросал пылкие взгляды на деревенских танцовщиц, с восьми утра и до десяти вечера играл роль демократа, а перед полуночью устало просил отвезти его куда-нибудь. Тот самый, о котором еще до войны шепотком говорил Алоис Машин: граф, мол, — его отец и, если бог даст, сделает из него, Лойзы, кучера. Тот самый, который сегодня стремится участвовать во всех охотах, но который ни разу в жизни не попал в цель, несмотря на то, что имел ружья, инкрустированные серебром и перламутром.

Еще в жандармерии, когда жандармы досыта наругались и нагрузились, Якуб получил приглашение работать у пана графа. Хоть стой, хоть падай, но это так и было. И хотя деревня успокоилась, так как судьба Якуба была уже решена, все при случае были не прочь посмеяться.

Якуб играл роль тени его сиятельства. Если, скажем, граф шел по тропинке, Якуб бесшумно пробирался в чаще леса в нескольких метрах от него. Если граф шел вокруг пруда, Якуб незаметно крался вербами, а если граф стрелял, то в стороне раздавалось эхо. Вскоре граф был провозглашен великолепным стрелком, а Якубу ничего не оставалось делать, кроме как скрипеть зубами. В некоторой степени его утешало то, что он мог с зайцем через плечо или с тушей козы свободно пройти по деревенской площади. Он скрипел зубами, но графская щедрость очень нравилась двум вечно голодным карапузам вдовой старшей сестры.

В один из дней с самого утра было ясно, что приближается буря. В тот день граф пригласил Якуба побродить по лесу. Граф плохо разбирался в погоде и, встретившись с Якубом на старом месте, воскликнул: