Збинек Кованда - Палец на спуске

В такие моменты в голову может прийти все что угодно.

Что, если вытащить свою браконьерскую винтовку? Не помешало бы жаркое из испуганной косули. Что бы по этому поводу сказали пан заведующий почтой и Войтех Кабоурек? Что Якуб снова браконьерствует?

Когда же он стрелял последний раз?

В голове у Якуба словно под дуновением ветра чехардой понеслись годы, события двадцативосьмилетней давности. Тот вчерашний день, чистый и точный, как гравировка по стали, не пожелтел еще до сих пор.

В тот день он шел с товарищем по Пльзеню. Они спешили, их пути вскоре должны были разойтись. Шесть лет они не были дома.

Якуб и его товарищ подошли к перекрестку на городской окраине. Сверху от кладбища по Пражскому шоссе приближалась необычная процессия, и любопытные уже собирались на тротуарах. Шли примерно полторы сотни немецких военнопленных, в большинстве своем пожилые люди, среди которых несколько десятков женщин в военной форме. Это были расчеты зенитных батарей, расставленных на холмах вокруг Пльзеня. Процессию сопровождали американские солдаты с карабинами наперевес, выгодно выделяющиеся на серо-зеленом фоне гитлеровцев. Трудно сказать, что произошло в этот момент в голове товарища, шедшего рядом с Якубом. Может быть, всплыло какое-нибудь воспоминание из бухенвальдской жизни, которое мучило его, или побеспокоил осколок под кожей, а может, задела случайная схожесть лица или он ощутил неожиданный прилив чувства свободы и мщения. Якуб сделал несколько шагов по направлению к пленным и плюнул в лицо одному из пленных. В тот же миг ближайший американский солдат взмахнул своим карабином и сильным ударом свалил друга Якуба на землю. К счастью, главный удар пришелся в плечо. Приклад скользнул к уху, и из него потекла кровь. Когда процессия скрылась из виду, направляясь к мосту через реку, товарищ уже поднялся на ноги, растерянно улыбаясь и благодаря всех, кто помог ему встать.

Неизвестно почему, но у Якуба с того времени остался неприятный осадок на душе.

Во второй половине дня, после небольшой задержки при переходе из американской зоны в советскую, он пришел домой. Его радостно встретили. В старом сарае он при помощи долота и молотка вытащил свою браконьерскую винтовку. Дома не удивились его неожиданному желанию пройтись вверх по ручью.

Там, где между склонами кончается долинка, по которой уже сотни лет течет ручей (трудно поверить, чтобы эту долинку, расположенную прямо посреди неожиданно взметнувшегося холма, проделал только он), начинается равнина с просторными полями и лугами, которая, как калач-леденец, разделена ровно посередине рядком лип и шоссе. Первая из лип находится от Якуба в нескольких десятках шагов. Якуб оперся о камень, омывая который устремился в узкую ложбинку ручей, и хорошим прицельным выстрелом засадил пулю в потрескавшийся дорожный знак, висевший на могучем стволе липы. Долго стоял Якуб с закрытыми глазами, держа палец на спуске. Едва смолкло эхо выстрела, как раздался грохот и на дороге появился танк.

Он подъехал прямо к Якубу и остановился. Наверху откинулся круглый люк, появилась черная голова.

— Это ты стрелял?

— Да, я, батюшка! — Якуб заботливо хранил в памяти те несколько русских слов, которые он выучил в конце первой мировой войны.

Черная голова удобно легла на руки, сложенные на танковой башне, как будто это был плюшевый валик в театральной ложе, и внимательно посмотрела на Якуба.

— А зачем ты стрелял? Это запрещено!

Якуб поднял повыше свою винтовку и протянул руку по направлению к танку.

— Ты хочешь взять мою винтовку? Я — рабочий класс и без винтовки буду словно олень без рогов!

Черная голова несколько секунд оставалась без движения, потом человек рассмеялся. Рука сорвала замасленный кожаный шлем, и из башни вылез длинноногий парень. В течение нескольких минут продолжались соревнования по стрельбе. Мишенью служила пустая канистра, так как стрелять в липу парень не разрешил. Якуб выиграл соревнование с большим преимуществом и за победу получил полные карманы патронов. Закир Измайлов, так звали парня, был кавказцем. Через несколько месяцев, прощаясь с Якубом, на своей фотографии рядом с автографом он нарисовал вершину Эльбруса и парящего орла…

В тот солнечный ясный день Якуб выстрелил в последний раз. Было бы смешно отправляться сейчас браконьерствовать. Смешно! «При мысли об этом у меня даже желудок запрыгал», — пробурчал Якуб и начал торопливо обуваться.