Ольга Коренева - Не грусти, гад ползучий

"И то...", задумчиво произнес Солнышкин, покинул кухню и нырнул в дверь уборной.

Заурчал сливной бочок. Малышевы долго после этого поглядывали на дверь. Тщетно. Леонид не появлялся. Время шло, закусь и вино общались с домашними мухами, которых устала отгонять хозяйка. "Не случилось ли чего?" - забеспокоился хозяин. - "Эй, Леня, ты где?"

Ответа не последовало.

Накричавшись и настучавшись в дверь, хозяева выбили ее. И очень удивились, не обнаружив Солнышкина.

А Леня, к полному своему недоумению, почему-то оказался в канализации. Непонятная сила продвигала его вниз по узкому переплетению труб, которые от соприкосновения с телом гения становились хрустально чистыми и такими прозрачными, что видны были этажи, квартиры и внизу распахнутый для кошки туалет профессора с тазиком в углу и интерьером коридора за чертой кафеля, где на паркете сам хозяин сидел в позе лотос и мучился над рукописью. Научная его работа застопорилась, мысли заклинило, ничего не помогало, профессор вдруг понял, что все, над чем он бьется столько лет - чушь собачья, тема высосана из пальца, все доводы и доказательства вымучены, концы не сходятся с концами. По своему обыкновению он стал искать взглядом кошку, чтобы успокоиться и подключиться к ее биоэнергетике, глянул на туалет и охнул. "Ч-что вы з-з-здесь делаете?" - заикаясь от испуга, спросил он высунувшуюся курчавую голову. - "К-как вы сю-уда попали?"

Солнышкин вежливо улыбнулся и, вылезая совсем, подумал: "Не иначе, происки домового". Критически оглядев свой костюм, который не только не запачкался, а, напротив, стал как из химчистки, Леня вдруг ощутил себя иным, очистившимся от лени и апатии, и, размышляя о силе собственного гения, способного творить чудеса, глубокомысленно изрек: "Осеннее очищение. Теперь я чист перед человечеством". "Что-о?!" - изумился хозяин, и мысли его лихорадочно завертелись, перестраивая научный труд. - "Вы в самом деле думаете, что очистились?" "Да!" - убежденно сказал Леонид.

— "Я острее ощутил свою гениальность. Сами понимаете, невозможное возможно, ведь пройти такой путь, трубы узкие, да и дырка — кошке не полезть, но усилить в своей биогенной оболочке поток космической энергетики, заново пройти сквозь ощущения рождающегося сгустка жизни, через ипостась рождения..."

Профессор просветлел лицом, вскочил с пола и, осторожно подойдя к неизученному гению, воскликнул: "А ведь действительно! Интуитивно я и сам это предчувствовал... М-м... Было предчувствие, было. И если это так... М-м... Но нужны опыты, эксперименты, создание экспертной комиссии... Откуда вы, говорите, слились?"

Леня скромно направил палец в потолок: "Последний этаж".

"Как! Сверху?!" - воскликнул хозяин. - "Поразительно! Идемте, иде-омте скорее, я сам должен пройти этот путь, я немедленно напишу статью и выступлю по телевидению! Это же сенсация! Тропа к познанию Вселенной!"

"Не тропа, а труба. Вернее, трубы. Они теперь хрустальные, и все видно. А может, это — разновидность полтергейста", заметил Солнышкин, но профессор его не услышал. Он уже мчался вверх по лестнице, забыв, что существует лифт.

Вынырнул профессор на пятом этаже в квартире инженера. С этого дня началось паломничество к Малышевым, первым создателям кооператива "Осеннее очищение".

- Тихо, товарищи! Третий микрофон! Кто...

- Граждане, есть предложение присоединиться к паломникам, закусить и очиститься!

- Ставим вопрос на голосование.

3. Зимнее очищение.

А на Николу Зимнего снилось Леониду, будто идет он мимо храма Спасителя, и вдруг видит на верху на самой маковке заместо креста — самого себя, крестом стоящего, в своем всегдашнем свитере, но без куртки.

- Я это или не я? - задумался Солнышкин и, чтобы сравнить, снял куртку и повесил на ограду. - Точно, я!

Оглянулся, а куртки нет. "Уже уперли!" - ахнул он. - "Мгновенно! Ювелирная работа..."

Проклиная вороватую натуру земляков, замерзающий Леонид побрел искать метро, чтобы хоть там отогреться и живым до дому добраться. А мороз крепчал, и метро нигде не было. Наконец набрел он на открытую платформу, долго ждал вместе с толпой, совсем уж задубел, потом дождался втиснулся в переполненный вагон и, отогреваясь в густоте талых курток и пальто, в плотно надышанной атмосфере, вдруг углядел единственно незанятое место. Никто, почему-то, не желал садиться. Поезд вошел в тоннель. Зажегся свет. Леня пробрался к сиденью в конце вагона, плюхнулся на него и... провалился в сквозную дыру. Вот, значит, почему не садились, всюду подвох... Боль от удара о рельсину захлестнула; последний вагон, где он только что был, прогромыхал в дали и затих. Солнышкин ошалело озирался. Хотел подняться, не смог, больно. В темноте зашумело, надвигались два желтых огня... Поезд... Леня на четвереньках поспешно перебежал на другой путь. Оттуда вылетел встречный поезд. Солнышкин заметался. Обезумев от ужаса, перекатился и вжался между рельсами. Тоннель кишел гулкими железными гадами, Леня мчался впереди, карабкался на стены, перепрыгивал через рельсы, серая куртка клочьями извивалась сзади, как хвост, лицо почернело и вытянулось...