Ольга Коренева - Не грусти, гад ползучий

Да нет, все это к слову, и Солнышкин здесь случайно, просто зашел на чашечку чая, потому что - дождь, а он промок, пока добирался до магазина "Сантехника" в поисках прокладок для крана.

А вот в прошлый месяц дождь был похлеще. Это было нечто! Потрясающий был дождь, ураган, чуть окна не повышибало! Это был Бог Дождей, страстный, как любовь! Форточка бухнула и распахнулась от удара ветра! Тугая струя воздуха рванула шторы - они взвились и судорожно забились о стены! Что-то крутилось в бурлящей вспыхивающей тьме за окнами, металось там среди молний... Я высунулась было на балкон, чуть приотворив дверь. Порыв ветра накрыл меня с головой, отшвырнул внутрь комнаты, и яростно треснул дверью по корпусу телевизора.

В комнате все было не так. Листы рукописи и газеты, раскиданные сквозняком, ползали по полу и кровати. На стене трепетала карта мира. Только темное изображение Нила Столобенского, нечто среднее между иконкой и деревянным языческим идолом - не знаю, как уж оно называется - невозмутимо стояло на своем месте: в углу письменного стола. Эту диковинку я выкопала на даче в огороде, когда рыла яму для куста облепихи. Нил был очарователен в своей отточенной строгости. Темный и суровый, с окладистой бородой, на которой рукой мастера была прорезана каждая волосинка, в одеянии монаха-отшельника, он склонил голову и смотрел вниз, словно скорбел о чем-то. Мне эта деревянная фигурка показалась забавной и какой-то старинной. Она была покрыта полустершимися золочеными знаками, похожими на церковнославянские буквы. Позднее я узнала, что этот Нил - особенный святой Тверской губернии, в минувшем веке он был сильной личностью, подвижником, удалившимся в отшельничество на остров Столбы.

С появлением этой иконки все в моей жизни и во мне самой встало на дыбы. Но это так, к слову. Рассказать я хочу совсем о другом. А точнее - об одной из деревень Тверской губернии, где тьма тьмущая грибов, ягод, чистых речушек с родниками и прибрежными ивами, малинников и орешников, а на болотах растут рыжики и клюква — их на русавной неделе любят собирать русалки.

Точнее, Лосевка - не деревня, а село. Деревянные рубленые избы крашены в стандартные зеленые, желтые и синие цвета. Крыши в основном из рубероида, иногда шифером крыты. Как во многих селах и деревнях среднерусской полосы, в Лосевке почти каждую бабу зовут Валей, а мужика - Колей. Фамилии у большинства сельчан - Лосевы. Есть, впрочем, Гусевы и Карасевы.

Валя Лосева из того желтого дома, который в позапрошлом году был синим (есть еще другие Вали Лосевы), ну та, у которой еще в сухое лето корова сгорела, когда в лесу пожар был, ну, у которой... Да вы все равно, поди, не знаете, если не были в той Лосевке. Есть еще другая Лосевка. В общем, Валя, жилистая краснолицая молодуха, точно такая же, как многие молодухи в деревнях нашей полосы, только что продала дачникам полтора десятка яиц и зашла в продмаг. Хлеб сегодня не завозили, сразу же поняла она, принюхавшись и метнув привычный взгляд на скучное лицо продавщицы Вали Карасевой.

- ЗдоровА живешь, - поприветствовала Валя Валю.

- День добрый, - отозвалась Валя-продавец.

- Куда ходила?

- Да яйца продала. А купить неча. Мясо не завозят нынча. Консервы, и все дела.

- Не бери, старые, банки вздулись. Стой, Валь, чо я те сказать хотела, дай бог памяти? Да, Валь, свинья твоя опять убегла, на помойке с собаками дерется.

- Ах она, тварь такая! - всплеснула руками Валя Лосева и заспешила вон из магазина. - Ах она, тварь перелетная!

Я думаю, что "перелетной" свою свинью Валя ругала потому, что она очень ловко перелетала через забор, удирая со двора. Я сама несколько раз видела, как Манька, едва хозяйка отойдет подальше от дома, вышибала дверь хилого сарайчика, в котором ее запирали, вылетала во двор - словно стрела из арбалета - и с размаху "брала барьер", как заправская овчарка. Манька была поджарой жилистой тварью (свиньей ее трудно было назвать), по-собачьи обросшей шерстью, с характером бойца. Наверно, ее надо было держать на цепи вместо сторожевого Базлая, старого Валиного песика, добродушного увальня. Базлай как огня боялся Маньку, свирепую и кусачую. Ее боялись многие собаки, рыщущие на помойке в поисках костей и каких-нибудь протухших кусочков. Однажды я наблюдала, как Манька яростно дралась с десятком собак, кусала их, пыталась затоптать, потом вырвала из собачьей гущи большую кость и помчалась с ней по задворкам мимо картофельных полей, а собаки гнались за ней по пятам. Манька боялась только хозяйку, потому что Валя каждый вечер лупила ее палкой по впалым ребристым бокам. Я думаю, что Манька была разновидностью каких-нибудь бойцовых свиней, случайно попавшей в наши края, где никто не мог оценить ее выдающихся достоинств. Где-нибудь за рубежом она наверняка принесла бы своим хозяевам кучу призов и хороший капиталец. Здесь же Манька обречена была на бесславный конец.