Эвелина Пиженко - Когда осенние печали. Часть 2.

— Саш, давай спать…

Она всё-таки не смогла сдержать его пыл… На это были и свои причины… Как только Аня закрывала глаза, перед ней вставал образ Леонида, и уже знакомое сладко-щемящее чувство охватывало её всю — с ног до головы. Она снова чувствовала его губы на своих губах, и только короткий ёжик волос мужа, которых касалась её рука, возвращал к реальности.

Придя на следующий день на работу, Анна не знала, чего ей ожидать. С одной стороны, она сделала то, чего от неё добивались так долго и упорно. Но, с другой стороны, она была готова к новым неприятностям — кто знает, как происходит "прощение" непокорных в таких ситуациях?

Беседа с Ираидой Генриховной подтвердила её сомнения, правда, лишь отчасти. Пригласив к себе Морозову, директриса смотрела строго, но, в то же самое время, в её взгляде сквозило удовлетворение.

— Анна Сергеевна, у меня к вам одно небольшое поручение, — указав на стул напротив, Ираида сняла очки и потёрла пальцами переносицу. — Вернее, даже не поручение, а просьба…

— Да, я слушаю, — Аня пыталась по тону понять, знает директриса о её вчерашнем визите к Казакову или ещё нет.

— Максим Казаков собирается поступать в иняз… Сами понимаете, связи связями, но учиться за него всё равно никто не будет…

— И, что… Что должна сделать я? Поставить ему пятёрки за все четверти и за год? — Анна подумала, что после вчерашнего унижения может позволить себе эту небольшую дерзость.

— Нет… — подобие улыбки должно было означать, что Ираида оценила шутку по достоинству, — Пятёрки он должен сам заслужить, естественно. Вы должны с ним позаниматься.

— Дополнительные занятия? Но я приглашаю на них всех желающих. Он — не исключение, пусть приходит…

— Вы не поняли. Дополнительные занятия у него дома. В удобное для вас время, естественно. Но — дома.

— Это называется репетиторство.

— Не совсем… — Ираида слегка замялась, затем откашлялась, — Репетиторство предполагает оплату… А вы будете с ним просто заниматься… Дополнительно.

— Я поняла, — Анна усмехнулась, — можете не продолжать. Я должна буду после уроков, факультативов, педсоветов идти не домой, а к Казакову, чтобы бесплатно давать дополнительные знания.

— Ну, в общем… да, — директриса снова водрузила на нос очки. — Это личная просьба Евгения Максимовича.

— И это просьба, отказаться от которой я не имею права.

— Отказаться вы, конечно, можете… Но я бы не советовала.

— И когда я должна приступать… к занятиям?

— Уже сегодня.

С того злополучного дня, когда Александру избил муж, прошло уже полгода, но она до сих пор помнила все подробности этой ужасной сцены. Да, их нельзя было назвать счастливой семейной парой… даже просто — семейной — можно было назвать с огромной натяжкой: общая фамилия, общая жилплощадь, и — всё… Они не спали в одной постели, не обедали за одним столом… они даже не ссорились так, как ссорятся нормальные супруги. После взаимных оскорблений, которые они произносили без особых эмоций, никогда не наступало обычного в таких случаях примирения. Из всех, когда-то связывающих их чувств, оставалось, пожалуй, одно: взаимная неприязнь…

И, всё же, такое случилось впервые. Даже нетрезвое состояние Александры не помогло приглушить силу ударов, которые обрушил на неё Виталий. Ей казалось, что они слились в один непрерывный удар, отзывающийся тупой болью по всему телу.

Да, в тот день она поступила некрасиво, уйдя со дня рождения сына и вернувшись только через сутки… И, тем не менее… она никогда не забудет этого поступка человеку, растоптавшему не только её тело, но и жизнь.

Уже потом, когда она окончательно пришла в себя, приехавшая из больницы мать потихоньку рассказала ей обо всём — и о скандале между Виталием и Семёном Ильичом, и о том, что отцу стало плохо, и его увезли на скорой.

"Вот она… расплата… — скорбно сведя брови, Вероника Григорьевна смотрела не мигая в одну точку, — Это только моя вина…"

"Это его вина, — несмотря на боль, Александра зло поджала разбитые губы, — его, а не твоя. Это мы его спасли… а то сидел бы он в тюрьме, как миленький…"

"Нет, дочь… Его вина только в том, что он тогда натворил. А наша вина намного больше… Вернее, моя. Я и Сеню обманывала все эти годы… и себя тоже. И Миша… он ведь всё услышал… Ты понимаешь, что это значит?"

"Да ничего это не значит, — Александра торопливо встала и пройдя к крану, набрала полную чашку холодной воды и жадно выпила, — кроме того, что Мишка узнал цену этому подонку, которого считал своим отцом".