Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

— Вы того не стоите! Не пытайся меня уговаривать… Все теперь кончилось… Я вас ненавижу! И тебя… фальшивый друг…

Лазецкий обратился к Ондре:

— Раж, вы привели в нашу среду явного предателя. Это ведь он не сейчас придумал, это — заранее подготовленный маскарад, организованная акция, — готов спорить, что шпики только и ждут его знака, он собрался за ними! Вам ясно, Раж, какую ответственность вы несете?

После этих слов началась паника, но Ондра еще раз сумел овладеть положением. Он сделал шаг вперед, решив принести Бриха в жертву всеобщей ненависти.

— Есть у тебя еще что-нибудь на сердце, дружочек? — насмешливо спросил он, проведя ладонью по лицу; потом сказал сдавленным голосом: — Видали докторишку! Я всегда считал тебя безобидным дурачком, Брих! Сколько уже лет? Четырнадцать! Времени достаточно, чтобы распознать глупца и болтуна. — Он выдавил из себя ледяной смешок. — Мечтатель! Я знал тебя нищим, в рваных портках, этаким забавным ручным зверенышем — ты жрал из рук!

— Что еще? — спокойно спросил Брих.

— Погоди — не так все просто… Здесь кончается наша дружба, и между нами — пропасть! Смотри не сломай шею. А это не трудно… Я списывал у него сочинения, господа и дамы, он был прилежным ученичком, право. Неглуп. И стал интеллигентом. Интеллигент! Когда-то он развлекал меня своим тупым идеализмом. Да, докторишка, мир наполнен стремлением к справедливости! Да здравствует социализм! Знаю я это — вспомни, ты упрямился еще несколько дней назад, а в конце концов постучал в мою дверь, словно испуганная собачонка, с нищенским узелком в руках… Но сейчас, братец, дело обстоит серьезнее! Меня бы теперь не смутило, если б ты решился прострелить свою путаную башку! Я даже помог бы тебе. Но посадить нас — всех нас, присутствующих здесь, — посадить нас в лужу — это тебе не удастся, мальчик мой, нет! Да ты и не посмеешь! Знаешь, я не сентиментален…

— Говори что хочешь, — посмею, — ответил Брих, переступая на месте.

Раж разразился холодным смехом, показывая на бывшего друга:

— Я знаю, что надо делать, друзья! Сохраняйте спокойствие — я сам с ним справлюсь. Сам выкормил его — и сам прострелю ему башку, если это понадобится. А ты не теряй разума, слышишь? У меня ведь тоже есть нервы, ты не выйдешь отсюда, даю голову на отсечение!

Брих повернулся к двери и протянул руку к скобе. Два, три шага! Его охватил озноб, но он не поддался.

Поднялось смятение.

Все похватали свои чемоданы и рюкзаки, готовясь сломя голову бежать в лес. Слышно было, как Калоус бешено расталкивает Ханса, сует ему в руку банкноты; Борис незаметно приблизился к брату, Калоусова зажимает рот сыну, он отбивается, лягаясь. Лазецкий ринулся к двери, заслонил ее широкой спиной и раскинул руки, словно требуя, чтобы его распяли.

— Не теряйте голову, ради бога! Тихо! Не шумите, друзья! — По лицу его стекали струйки пота…

— Стой! — прозвучал резкий окрик. Все замерли. Брих почувствовал, как страх сдавил ему горло и душа дрогнула от гневной печали.

— Ни шагу дальше — предупреждаю! — сказал Раж. — Ты меня знаешь!

Он шагнул к Бриху, опустил руку в карман и вынул револьвер. Это произвело впечатление. Лица окаменели от страха, любовница Тайхмана заткнула уши и закрыла глаза. Калоус тупо таращился на револьвер, раскрыв рот. Маркуп приподнялся, наклонившись вперед, словно приготовился к прыжку.

— Где Ирена? — оглянулся Брих. И не нашел ее. — Где она?

Нащупал дверную скобу, — Лазецкий охотно выпустил ее и отошел от того места, куда может попасть пуля. Скоба холодила ладонь Бриха. По спине катился холодный пот. Наступила тишина. Затишье перед бурей. Тишина в конце дружбы, за которую он, быть может, заплатит жизнью. Он пристально смотрел в черное отверстие. Впервые смерть с такой настойчивостью глядела ему в глаза. Не сон ли это?

Недобрые секунды — в каждую их них проживаешь целую жизнь.

— Брих, — услышал он словно издалека, — не заставляй меня… Ты сошел с ума…

В дверь хижины ударил порыв дождя, ветер ворвался в щели, заколебал пламя. Тишина! И в ней свистящий голос Бориса:

— Что за церемонии, к чему… Стреляйте же, трус! Он предатель! Шпик красных!.. Пристрелить, как собаку!..

Борису хотелось кричать, бить все вокруг — он чувствовал, что нервы изменяют ему и бессильный ужас подбирается к горлу, высасывает силу… подстегивает ноги — бежать! Чего ждет этот болван?

Тишина… Эва поднялась механически, как кукла, встала около Ража, опустив плечи; ее деланное спокойствие улетучилось, искаженное лицо вздрагивало от внутренней борьбы. Она старалась не встречаться ни с кем взглядом. Ханс тупо уставился в пространство — все это его не касалось. Калоус так и забыл закрыть рот. Ему хотелось убежать отсюда, пока не поздно! Что сейчас произойдет? Лазецкий застыл у койки, как житель Помпеи, застигнутый извержением вулкана.