Валерий Бочков - К югу от Вирджинии

Герхард снисходительно улыбнулся, будто угадав ее мысли, сказал:

– Это не конспирация, не заговор – это эволюция. Система выработала новые элементы самосохранения, за этим не стоит злой гений вроде Джокера или одноглазого злодея из кино про Бонда. Нормальная мутация, теория Дарвина.

– Я думала, вы не верите в Дарвина, – безразлично сказала Полина; она дико устала и хотела, чтобы муторный разговор поскорее кончился. Результат ее уже не волновал, почти не волновал.

Герхард не обратил внимания ни на тон, ни на замечание.

– Раньше система использовала полицию, армию. Теперь она просто покупает всех, всех и каждого, от президента до последнего мусорщика. И тот и другой одинаково боятся потерять свое место, поскольку оба по горло в долгах. Каждый месяц нужно выплачивать за жилье, за машину, за медицинскую страховку, за тряпки и цацки жены, купленные в кредит, за детский сад, школу, колледж своих детей.

Полина с досадой вспомнила про свой университетский долг.

– В этой стране средний человек, если он теряет работу, то оказывается выброшенным из жизни через два месяца. Два месяца! – Герхард повысил голос. – Всего два месяца – и из добропорядочного обывателя с уютным домиком, садиком, милашкой женой и симпатичными детишками ты превращаешься в бездомного бродягу, обитающего под мостом в коробке из-под холодильника. Два месяца!

Директор снова зло рассмеялся.

– Я не знала, что вы коммунист, – вяло улыбнулась Полина. Начинала болеть голова.

– Чушь! – отмахнулся Герхард.

– Но я-то тут при чем?

– Я не хочу, чтоб ты уходила, – он тронул ее за рукав. – Ты нужна школе, Данцигу.

– Вы что тут, Город Солнца хотите выстроить? – Полина засмеялась, сморщилась, прижав, пальцы к вискам. Голова уже болела вовсю.

– А почему нет? – он начал снова быстро ходить. – Почему? Но сделать это можно только всем вместе. Вот так! – Он сжал кулак и энергично потряс им перед Полиной. – Мои предки приплыли сюда двести лет назад, основали Данциг. Здесь не было ничего – дикие поля, лес, озеро. Мы все построили сами. Вон, пойди на кладбище – погляди, сколько там камней с моей фамилией. Этот город – мой! И я не позволю развратить его и превратить в балаган. Мы строили его из поколения в поколение, наши прадеды, деды, отцы – будут строить и наши дети.

– Но дети вырастут и уедут. Это ж провинция… – она запнулась.

– Насколько я помню, ты сюда из… – директор закатил глаза, вроде припоминая. – Да, точно, из Нью-Йорка приехала. В провинцию. В дыру. – Герхард сердито посмотрел ей в глаза. – Кто тебе дал работу? Жилье? Провинция и дыра, вот кто!

Директор дошел до окна, мрачно глядя в стекло, сказал:

– Оставайся. Эту ерунду с пощечиной я улажу. – Он повернулся, подошел. – Неужели тебе самой не хочется делать что-то действительно нужное? Ну, не считая чтения твоих замшелых русских классиков?

За окном, на небе происходила спешная смена декораций: кто-то ловко сматывал мохнатые тяжелые тучи и на их место проворно вытягивал звонкую весеннюю синь.

Вода спала, кое-где остались большие лужи, все вокруг было мокрым, свежевымытым и сияло ртутным блеском, от которого слепило глаза. Полина свернула на Розенкранц, осторожно объехала лужу размером с маленький пруд, запарковалась у дома. Не выходя из машины, она оглядела соседский особняк: на открытой веранде скучало пустое кресло, окна привычно темнели гардинами, на верхней ступеньке сверкала пустая бутылка из-под бурбона. Полина не видела майора со дня ссоры.

Безусловная уверенность в своей правоте через пару дней сменилась сомнением, которое перешло в досадное сожаление, постепенно переродившееся в раскаянье. Теперь Полина не могла без стыда вспоминать ту историю, во всем винила себя и была готова просить прощения. Ее останавливал нрав майора, судя по всему, компромиссы не входили в арсенал его общения с внешним миром.

Полина вытащила большой крафтовый пакет, туго набитый продуктами, – по дороге она заехала в «Глорию». Захлопнув багажник, еще раз искоса взглянула на соседскую дверь, неспешно пошла к себе.

В доме было светло и жарко, пахло сухими иголками. Елка еще выглядела молодцом, но чуть поникла ветками и уже начала осыпаться. Бухнув пакет на стол, Полина распахнула холодильник. Стала рассовывать покупки: пинта молока, упаковка чего-то шоколадно-муссного в пластиковых баночках, склянка медовой горчицы, гроздь зеленоватых бананов, гигантское алое яблоко подозрительно идеальной формы.