Валерий Бочков - Медовый рай

Она ожидала увидеть ненависть, злорадство, любопытство – на лицах был испуг. Страх! Они боялись ее! Боялись восемнадцатилетней девчонки в тюремном комбинезоне и наручниках, отчаявшейся до предела, до точки. Поставившей крест на себе.

– Ну что же вы, люди… – крикнула Белка. – Как же так? Что с вами… ну что с вами происходит?

Голос ее сорвался, в горле застрял ком. Белка подняла скованные руки, кулаками вытерла слезы. Стараясь не разреветься, она переводила свой взгляд с лица на лицо – испуг, испуг. Она подумала, что такое лицо бывает у человека, наткнувшегося в лесу на гадюку.

– Немедленно сядьте! – Судья уже несколько секунд долбил молотком. – Подсудимая! Не усугубляйте вашего положения!

Белка повернулась, посмотрела на судью. Медленно села.

– Перерыв до четырех… – Судья взглянул на часы. – До четырех тридцати.

Когда Белку привели после перерыва, солнце уже успело закатиться. Зал помрачнел, потолок будто стал ниже. Белка поежилась, зажала ледяные ладони между колен. Уставилась на пустое судейское кресло. От стен, обитых дубом, пахло сырой мастикой. Прошмыгнула на свое место стенографистка, секретарь, отогнув указательным пальцем манжет, с важной медлительностью привстал, выпрямился и выпятил грудь, как птица перед полетом.

– Встать! – торжественно провозгласил он. – Слушается приговор по делу «Штат Аризона против Софии Белкин»!

Белка удивилась, услышав свое имя. Она снова поежилась – что ж так холодно! Ее бил озноб, она стиснула зубы, чтобы они не стучали. Дальнейшее в ее сознании происходило с каким-то сдвигом, словно она выпала из этой реальности и наблюдала за происходящим из другого мира с иным течением времени, иными оптическими законами. Изображение не совпадало со звуком – звуки то запаздывали, растягиваясь в утробное мычание, то комкались в несуразную скороговорку.

Из боковой двери выплыл судья – батистовая черная мантия, бледное лицо. Белка быстро опустила глаза, как в детстве с той Бабой Ягой: если не смотреть на нее, то и она тебя не заметит. Главное – заставить себя не смотреть. Не так просто, как кажется. Совсем не так просто.

В ушах стоял шум, низкий тяжелый рокот, как от мощной подземной турбины. Белке даже показалось, что она ощущает тугую вибрацию подошвами своих ботинок. Судья опустился в кресло, начал говорить. Белка зажмурилась, пытаясь разобрать слова. Откуда-то появилось эхо, гласные звуки потянулись, поплыли, как томные песни китов, она уловила лишь одно слово – милосердие. Милосердие? Белка замотала головой – откуда вам знать, что это такое?

Потом судья сказал «механизм правосудия работает безотказно», и Белка догадалась, что подземный рокот, наверное, и есть работа того самого механизма. Что ради нее включили эту мощную махину – «машину правосудия», – загудел мотор, закрутились шестеренки, забегали-засновали шатуны и поршни.

Судья медленно, мучительно долго, как в дурном сне, поднимал руку с молотком. Наконец поднял – и все вдруг стихло. Приговор – поняла Белка, он объявляет приговор. Сейчас он произнесет одну фразу, стукнет деревянным молотком – и ее, Белку, посадят на электрический стул, включат ток и через семнадцать секунд…

Белка не выдержала: замирая, как в детстве, перевела взгляд на лицо судьи. Серое, цвета сырого теста, оно ничего не выражало. Ничего. Его губы, пухлые, чуть сиреневые, словно в блестящей помаде, медленно произносили слова. Каждое слово было весомым, будто обладало особой ценностью.

– …данной мне гражданами штата Аризона, – слова круглыми булыжниками тяжко падали в жидкое болото. – Я приговариваю…

Белку поразило неожиданное открытие: именно в этот момент она ясно поняла, что судья сейчас может сказать, что ему взбредет в голову, – может казнить ее, может помиловать, отпустить или законопатить в тюрьму на веки вечные. Что он как Бог. Всемогущ! И что ему, как и Богу, плевать. Плевать на нее, на ее мать, на Анюту, на убитого отца. Что больше всего судье хочется, чтоб вся эта морока поскорее закончилась, чтоб наступил вечер и можно было бы безнаказанно завалиться в тапках и пижаме на диван. Читать книжку, прихлебывать скотч и ни о чем не думать.

– …приговариваю к ста десяти годам тюремного заключения без права на амнистию.

Судья опустил молоток.

Вселенная раскололась вдребезги.

Ее не казнят! Не будет семнадцати секунд! Она будет жить! Жить!

Белка, раскрыв рот, жадно вдохнула. Еще раз, судорожно – воздуха не было. Ее с головой накрыло жаркой мутью, словно она тонула в манной каше. Белка, теряя сознание, вцепилась в край скамьи, но скамья зыбко пошатнулась, подалась наверх, а после качелями понеслась куда-то вниз, вниз, в душную темень.