Джон Бойн - Мальчик на вершине горы

— Нос не сломан. — Симона присела рядом. — Я подумала было, что сломан, но нет. Хотя, видимо, еще поболит, причем изрядно, а когда опухоль начнет спадать, под глазом нальется большой синяк. Если ты таких вещей боишься, в зеркало лучше пока не смотри.

Пьеро сглотнул и попросил воды. За все время в приюте он впервые слышал от Симоны столь длинную речь. Обычно-то слова от нее не дождешься.

— Я поговорю с Уго, — продолжала она. — Велю извиниться. И прослежу, чтобы больше с тобой ничего подобного не случалось.

— Это не Уго, — не слишком убедительно произнес Пьеро; несмотря на терзавшую его боль, он все-таки не хотел никого выдавать.

— Я знаю, что это он, — вздохнула Симона. — Во-первых, Жозетт сказала, а во-вторых, я бы и сама догадалась.

— За что он меня не любит? — глянув на нее, тихо спросил Пьеро.

— Ты не виноват, — ответила она. — Это мы во всем виноваты. Адель и я. Мы уж натворили дел. Много с ним допустили ошибок.

— Но вы же о нем заботитесь, — удивился Пьеро. — Как и обо всех нас. А мы вам даже не родственники. Ему бы спасибо сказать.

Симона постучала пальцами по боковине стула, словно бы взвешивая, стоит ли открывать секрет.

— По правде говоря, он именно что родственник , — поведала она. — Наш племянник.

Пьеро широко распахнул глаза:

— Да? Я не знал. Я думал, он сирота, как мы все.

— Его отец умер пять лет назад, — принялась рассказывать Симона. — А мать… — Она, дернув подбородком, смахнула слезу. — Мои родители обошлись с ней довольно-таки дурно. У них были нелепые, старомодные взгляды на жизнь. Они ее совершенно затретировали, и она уехала. Но отцом Уго был наш брат Жак.

Пьеро глянул на снимок, где две девочки держали за руки маленького мальчика, и на фотопортрет мужчины с усиками карандашиком и во французской военной форме.

— А что с ним случилось? — спросил он.

— Он умер в тюрьме. Попал туда за несколько месяцев до рождения Уго. Так ребенка и не увидел.

Пьеро задумался. Он не знал никого, кто бы сидел в тюрьме. Но вспомнил, что читал про Филиппа, брата короля Людовика XIII, «Человека в железной маске», безвинно заточенного в Бастилию; самая мысль о подобной судьбе вызывала у Пьеро кошмары.

— А за что он попал в тюрьму?

— Наш брат, как и твой отец, сражался на Великой войне, — сказала Симона. — Потом, когда все кончилось, кто-то легко вернулся к нормальной жизни, но другие — по-моему, подавляющее большинство — не справлялись с воспоминаниями о том, чего навидались и что натворили. К счастью, нашлись отважные врачи, благодаря которым мир узнал, какие травмы оставили события двадцатилетней давности. Взять хотя бы работы французского доктора Жюля Персуанна и англичанина доктора Алфи Саммерфилда. Они посвятили жизнь тому, чтобы донести до сознания широкой публики, насколько пострадало предыдущее поколение и как мы все обязаны им помогать.

— Мой папа тоже пострадал, — сообщил Пьеро. — Мама всегда говорила, что хоть он и не погиб на Великой войне, именно война его и убила.

— Да, — Симона кивнула, — я понимаю, что она имела в виду. То же было и с Жаком. Чудесный мальчик, жизнерадостный, веселый. Сама доброта. А вернулся совсем другим… Полностью изменился. И совершал ужасные поступки. Но он с честью служил своей стране. — Она встала, прошла к застекленному шкафу, сняла с дверцы крючочек и достала бронзовый кружок, так завороживший Пьеро в день приезда. — Хочешь подержать? — Она протянула ему медаль.

Мальчик кивнул и осторожно взял ее, пробежал пальцами по выпуклой фигуре на аверсе.

— Он получил это за храбрость. — Симона забрала награду и повесила обратно в шкаф. — О чем ни в коем случае не следует забывать. Но после войны Жак в течение десяти лет не раз попадал в тюрьму. Мы с Адель часто его навещали, но нам все это было отвратительно. Видеть брата в бесчеловечных условиях и понимать, что страна, ради которой он пожертвовал душевным покоем, в грош его не ставит. Настоящая трагедия — и не только наша, а многих семей. Твоей тоже, Пьеро, — я права?

Он кивнул, но ничего не ответил.

— Жак умер в тюрьме, и с тех пор мы заботимся об Уго. Несколько лет назад мы рассказали ему, как наши родители обидели его мать, а наша страна — его отца. Возможно, он был слишком мал и надо было подождать, пока он повзрослеет. Его сейчас терзает злость, она требует выхода, и поэтому он, к сожалению, обижает других. Но не суди его слишком строго, Пьеро. У вас с ним много общего; думаю, потому он тебя и выбрал.