Жиф, будучи никому не известным режиссером до порога заведения, здесь сразу же превращался в завсегдатая, судя по вопросу месье Луи из-за стойки: «Как всегда?». Как всегда — в этом ощущалось нечто от чуждого мне насилия, но поскольку я выступал в роли почитателя таланта, лучше было не вызывать раздражения, оригинальничая с чаем, поэтому на вопрос: «И тебе то же?» — я неосмотрительно ответил: «И мне». Неосмотрительно, потому что на пятой кружке и после нескольких оповещений о перерыве («извини» — прежде чем исчезнуть в глубине кафе за дверью, от которой надо было еще попросить ключ, что отнюдь не выводило хозяев из себя, а, казалось, лишь развлекало их, да и вообще они были сама предупредительность и на ходу предлагали мне пропустить пивка по новой, так что каждый раз, когда я возвращался, передо мной стояла полная кружка, и я горячо благодарил мадам Жаннет, протиравшую губкой столик, поскольку, разволновавшись, я, конечно же, опрокинул ее, кружку то есть, а мадам успокаивала меня, что не случилось ничего страшного, и тут же: «Луи, еще одну для месье») я начал жаловаться на свою судьбу. Меня поразило, сколько людей интересуются моей персоной, для одного дня этого было слишком, и, как всегда в таких случаях, слезы стали наворачиваться мне на глаза. Моему собеседнику, встревоженному такой повышенной эмоциональностью, я отвечал, что это ничего, просто у меня нет опыта. «Ты предпочитаешь белое вино?» — осведомился он.
От подобного внимания я пустился во все тяжкие, и Жиф, на свой страх и риск, заказал бутылку, которую мадам Жаннет быстренько принесла вместе с парой крохотных стопок, я тут же узнал их: Дюралекс, модель Пикардия, восьмидесятиграммовая (самая маленькая — в интересах держателей питейных заведений), поскольку сам же и продавал такие, когда работал в магазине; еще малышом я крепко-накрепко затвердил: «Здравствуйте, мадам, что вам угодно?» — а дама в ответ: «Разве мама твоя не здесь?» — это страшно выводит из себя, будто в пять или шесть лет ты не способен показать товар, обслужить клиента, который просто хочет купить рюмки; я бы уточнил для пользы тех, кто боится, что будет неправильно понят, есть ведь и такой подход к жизни: чего в детстве не сделаешь, того никогда не наверстаешь; кому-нибудь это может показаться преувеличением, но ведь не пеняют же рано начавшим артистам, киношникам или писателям. Зачем же потешаться над нашей шатией-братией? В сущности, когда говорят «стакан», имеют в виду самый обычный стакан для повседневного употребления. Роскошную, хрупкую посуду, рюмки на длинной ножке держат в буфете, из них не пьют; и на выбор показываешь простые модели, правда, из небьющегося стекла: это закаленное стекло, мадам, как у моих очков, просто специальная обработка, но уж если они разобьются, так на сто тысяч миллиардов осколочков.
Однако для того, чтобы нахваливать достоинства мелкой торговли, момент был явно не подходящий, и, оставив свои знания при себе, я вернулся к нашим баранам. «Ну так, в этом фильме, о чем там на самом деле речь?» — отбросил я все семантические предосторожности. Изрядно наклюкавшийся диалектик уже не был столь щепетилен и после некоторого раздумья, созерцая бутылки, выставленные в ряд позади стойки бара, подтянув к переносице оправу и глубже засадив стеклышко очков в глазницу, выпалил, что на самом деле он трахает там девчонку. Мы уже приложились к бутылке белого, и мои эстетические концепции стали значительно шире, так что, налив себе еще рюмочку и разом ее опрокинув, разумеется, чересчур поспешно, поскольку с приступом кашля отрыгнул немного, я согласился, что идея эта просто гениальная и непонятно, почему об этом не подумали раньше.
Наичестнейшим образом мой оппонент возразил, что думали уже и такое кино обычно называют порно, тут он резко взмахнул рукой, словно отмел всякую возможность перепутать одно с другим, а заодно стряхнул сигаретный пепел со стола: ничегошеньки у них нет общего. «Еще бы… Конечно, нет, мне бы и в голову не пришло их спутать. Ну а в сущности, что там происходит?» — «Ну, парень и девчонка… Да чего уж тут особенно объяснять?» — сказал он, подливая мне. Действительно, чего уж тут, все и без того ясно. Надо быть просто извращенным ревизионистом, чтобы поставить на одну доску сутенерство и творчество. «А в кадре они оба, то есть ты и?..» — «Подружка», — отрезал он уклончиво.
«Извини», — я, должно быть, слишком резко вскочил, поскольку стул мой с грохотом опрокинулся, а вместе с ним упал и я сам. Мне никак не удавалось встать на ноги, и мадам Жаннет, придя на подмогу, подхватила меня под руку, выговаривая мужу, что давно твердила про этот колченогий стул. Решительно, меня все лучше и лучше понимали, и жизнь не казалась мне уже такой тяжкой. Справедливость была восстановлена, а ключи опять были у меня в руках. На этот раз я никак не мог справиться с замочной скважиной. С ней, верно, кто-то напортачил, потому как невозможно было вставить в нее ключ, и после нескольких безуспешных попыток я уже собирался отдать его и просто дергать за кольцо. Но тут вмешался месье Луи и на все мои замечания отвечал, что и не подумает что бы то ни было менять, что так все и будет до самой его пенсии и, открывая дверь, добавил, чтобы я без колебаний звал его, если мне станет плохо.
Читать дальше