Артем Гай - Всего одна жизнь

— У него, наверное, день рождения, — звонко говорит высокая женщина.

Выхожу из магазина. Грузовик оттаскивает машины к обочине. «А может быть, вечером свадьба», — думаю я и вспоминаю, как он хотел укусить меня. Часы над гастрономом показывают половину шестого.

На ночной поезд до Ленинграда остались места в мягкий вагон. Половину пути сплю на своей мягкой полке беспробудным сном спасенного после кораблекрушения. В Ленинград приезжаю вечером. Мелкий дождь. Тепло. Невский сверкает огнями, удвоенными отражением на мокром асфальте, по нему мчатся потоки блестящих машин. Домой попадаю к вечернему чаю. Разговор не клеится, несмотря на все старания отца и мамы. Изредка ловлю на себе их тревожные взгляды. Но вопросов нет. Я говорю, разряжая атмосферу:

— Все в порядке. Точки над «и» поставлены.

— Ну, и отлично, — говорит отец и пускается в воспоминания военных лет, связанные с Мурманском, с Северным фронтом: он воевал там до первого ранения.

Утром следующего дня, когда я лежу еще в постели, приходит Сергей. Наконец-то! У меня появляется такое ощущение, будто в моей жизни произошло что-то большое и радостное, чего я ждал целый год. Мы шумно завтракаем, как прежде перед экзаменами, когда оставались ночевать друг у друга. Потом идем бродить по Питеру. Солнце, сияющее над городом, не съело еще свежести от ночного дождя. Молодая яркая зелень в скверах блестит радостно и звонко. Легкими гордыми стрелами пронзают небо шпили. Я вдруг вспоминаю, как любовались мы всем этим с Олей. С моей Олей…

— Знаешь, Оля вышла замуж, — говорю я.

Сергей останавливается:

— Да ну?!

— Я только вчера приехал из Мурманска. Такая красивая дама.

Я иду, и Сергей движется следом за мною.

— Муж — офицер. Знакомое лицо. По-моему, из Медицинской академии.

Сергей молчит, и я чувствую его растерянность.

— Там одному малому дверцей машины раздробило бедро и порвало подколенную артерию. В день свадьбы, — неожиданно для самого себя говорю я. — Первый раз в жизни видел автомобильную катастрофу.

Вечером заседаем с Серегой в «Астории». Был такой договор. Допоздна говорим о наших «восточных странах». Я рассказываю о больнице, о ребятах, о Тане и Кирилле Савельевиче, о ребристом бархате наших гор, о стремительных коричневых речках и вьючных тропах, напоминающих наш альпинистский Кавказ… Сергей говорит мне о Северной Камчатке, о долине гейзеров и скачке оленей по снежной равнине, о восхождении на Авачинскую сопку, о Петропавловске, висящем над бухтой, и строящемся там стадионе… И опять о новых друзьях, романтиках дальних краев, любящих, пьющих вино и мечтающих в разных концах громадной страны.

Перед уходом я говорю Сергею:

— Ты мне так и не сказал, что думаешь о всей этой истории с Олей.

Он медленно тушит папиросу, раздавливая ее в пепельнице, и говорит:

— Считаю, тебе повезло.

Тихая весенняя ночь над Ленинградом, белая ночь, остро напоминающая такие же ночи, в которые мы с Олей бродили по гулким, пустынным улицам.

Мне вдруг нестерпимо хочется назад, к работе, к деятельным огонькам самосвалов, всю ночь снующих у террикона над городом, к деловитому свету бестеневой лампы в знакомой до мелочей операционной.

Мне хочется домой.

После замужества Ольги, этого неожиданного замужества четыре года назад, отъезд Вани был самой большой моей потерей.

На засыпанной крупным шлаком платформе маленькой станции, у старых деревянных вагонов, Николай угощал всех коньяком, перелитым зачем-то из бутылок в яркий полуторалитровый термос. «На посошок…» Его огромная фигура, увенчанная рыжей шевелюрой, молча двигалась в шумной толпе, и протянутая рука, не дрогнув, тыкала вам в нос наполненную термосную крышку. Кто-то давал закусить сыром. Кто-то плакал. Ваня растроганно дергал носом. Кто-то напутствовал. Кто-то что-то кричал ободряющее. Но я видел только Ваню: за стеклами очков — растерянные глаза, большой нос, черный чуб, вздрагивающие губы.

Отчаянно, как соловей-разбойник, засвистел дежурный, вагон качнулся, заскрипел. И я вдруг решил проводить Ваню до областного. Сейчас вся эта орава обвалится, и мы спокойно посидим, поговорим, простимся как люди…

Николай хватал меня за брюки. Что-то кричала мне Лена, запрокинув голову и придерживая тугой узел волос на затылке. Поезд набирал ход. Мы стояли обнявшись с Ваней и Мусей в вагонном тамбуре. Мы уезжали вместо. Еще десять часов мы будем вместе, потом я посажу их в дальний экспресс на Москву, и только потом…