Кадзуо Исигуро - Погребённый великан

— Вот один из обычаев, отличающий бритта от сакса, — сказал он, указывая рукой. — Взгляните, сэр. Ваш меч вынут из ножен, и вы используете его как опору, словно он родственник стулу или скамейке для ног. Любой сакс сочтёт это странным, даже если его и обучали бритты, как меня в своё время.

— Доживите до моих дряхлых лет, сэр, и увидите, странный это обычай или нет. Полагаю, в дни мира, как сейчас, добрый меч рад любой работе, даже если она заключается в том, чтобы дать отдых старым костям хозяина. Что же в этом странного, сэр?

— Но, сэр Гавейн, посмотрите, как он вдавливается в землю. Для нас, саксов, остриё меча — это предмет неусыпных забот. Мы избегаем лишний раз вынимать клинок на воздух, чтобы тот ни на йоту не потерял своей остроты.

— В самом деле? Острота важна, мастер Вистан, не спорю. Но не слишком ли её переоценивают? Умение двигаться, мудрая стратегия, спокойное мужество. И толика свирепости, чтобы сделать воина непредсказуемым. Вот, сэр, что определяет исход поединка. И уверенность в том, что твоя победа угодна Господу. Так что дайте стариковым плечам отдохнуть. Кроме того, разве не бывает так, что меч, остающийся в ножнах, выхватывают слишком поздно? Я стоял так не на одном бранном поле, переводя дух, обнадёженный тем, что мой клинок уже обнажён и готов к бою и не станет протирать глаза и спрашивать меня, день сейчас или утро, пока я пытаюсь извлечь из него пользу.

— Выходит, что мы, саксы, относимся к мечам куда бессердечнее. Потому что мы требуем от них не спать никогда, даже во тьме ножен. Возьмите, к примеру, мой, сэр. Ему хорошо знакомы мои привычки. И он знает, что после глотка воздуха ему не миновать вкуса плоти и крови.

— Да, обычаи разнятся. Вы напомнили мне об одном саксе, которого я когда-то знал, прекрасного товарища, и как однажды в холодную ночь мы с ним собирали хворост для костра. Я обрубал сучья с сухостоя мечом, а он, бок о бок со мной, обламывал их голыми руками, иногда помогая себе тупым камнем. «Друг мой, ты забыл, что у тебя есть клинок? — спросил я его. — Зачем уподобляться когтистому медведю?» Но он меня словно не слышал. Тогда я решил, что он сошёл с ума, но теперь вы открыли мне глаза. Даже в мои годы всегда есть чему поучиться!

Оба рассмеялись, и Вистан добавил:

— Возможно, сэр Гавейн, для меня это больше, чем обычай. Меня всегда учили, что, вонзая клинок в противника, я должен мысленно готовиться к следующему удару. И если остриё притупилось и клинок хоть на миг опоздал, зацепившись за кость или увязнув во вражьих внутренностях, со следующим ударом я точно замешкаюсь, а от этого может зависеть, победа мне выпадет или поражение.

— Вы правы, сэр. Думаю, в моей беспечности повинны возраст и долгие годы мирной жизни. Впредь последую вашему примеру, но сейчас колени мои подгибаются, утомившись от восхождения, и я прошу вас дать мне эту небольшую поблажку.

— Разумеется, сэр, устраивайтесь, как вам будет удобно. Просто, когда я увидел, как вы опёрлись на меч, мне сразу пришла на ум эта разница.

Внезапно Эдвин перестал петь и начал кричать. Раз за разом он выкрикивал одно и то же, и Аксель, повернувшись к стоявшей подле него Беатрисе, тихо спросил:

— Принцесса, что он говорит?

— Он говорит, что там, наверху, логово разбойников. Умоляет нас пойти за ним.

Вистан с Гавейном посмотрели на мальчика в некотором смущении. Эдвин продолжал кричать и рваться с привязи и вдруг замолчал, рухнул на землю, явно готовый разрыдаться. Спутники оборвали разговор и долго хранили молчание под завывание вездесущего ветра.

— Сэр Гавейн, — наконец проговорил Аксель. — Мы рассчитывали на вас. Давайте сбросим маски. Вы — защитник драконихи, верно?

— Да, сэр. — Гавейн с вызовом посмотрел на каждого по очереди, включая Эдвина. — Защитник и с недавних пор её единственный друг. Монахи годами подкармливали её, привязывая скот там же, где вы привязали козу. Но теперь они все перессорились, и Квериг чует измену. В моей же верности она уверена.

— Тогда, сэр Гавейн, — сказал Вистан, — соблаговолите сказать, далеко ли ещё до драконихи?

— Она близко, сэр. Вы всё же отыскали дорогу, пусть вам и повезло с этим мальчишкой в качестве провожатого.

Тем временем Эдвин, поднявшись на ноги, снова начал петь, но на этот раз тихо и монотонно, словно читал псалом.

— Возможно, мастера Эдвина ещё ждёт великое будущее, — заметил воин. — Чутьё подсказывает мне, что как ученик он быстро превзойдёт своего убогого наставника и однажды совершит для своего народа великие подвиги. Возможно, не менее великие, чем те, которые Артур совершал во имя своего.