Эмма Донохью - Комната

Я самый лучший протыкальщик яиц, их внутренности у меня вытекают без остановки. Для пирога мне надо вылить в тесто три яйца; я использую для этого кнопку, на которой держится картина «Впечатление: Восход», поскольку думаю, что безумная лошадь разозлится, если я сниму со стены «Гернику», хотя я всегда втыкаю кнопку назад. Ма считает «Гернику» самым лучшим шедевром, потому что она самая реальная, но на самом деле на ней все перемешано. Лошадь кричит, обнажив свои зубы, потому что в нее воткнули копье; еще там есть бык, и женщина, которая держит ребенка вниз головой, и лампа, похожая на глаз, но хуже всего — большая выпуклая нога в углу. Мне всегда кажется, что она собирается раздавить меня.

Я облизываю ложку, и Ма засовывает пирог в горячий живот плиты. Я пытаюсь жонглировать яичными скорлупками. Ма ловит одну из них.

— Сделаем Джека с разными лицами?

— Нет, — отвечаю я.

— Тогда, может, сделаем гнезда для теста? А завтра разморозим свеклу и покрасим их в красный цвет…

Я качаю головой:

— Лучше добавим их к яичной змее.

Яичная змея длиннее всей нашей комнаты. Мы начали делать ее, когда мне было три; она живет под кроватью, свернутая в кольца, чтобы ей не вздумалось нас укусить. Большинство скорлупок коричневого цвета, но иногда попадаются и белые. На некоторых из них мы нарисовали узоры карандашами, мелками или ручкой, а к некоторым клейстером прилепили кусочки скорлупы. У змеи есть корона, сделанная из фольги, желтый пояс из ленты и волосы из ниток и кусочков ваты. Вместо языка у нее иголка, от нее через все тело змеи тянется красная нить. Мы больше уже не удлиняем яичную змею, потому что иногда ее кольца цепляют друг за друга и трескаются и даже распадаются, и нам приходится использовать их для мозаики. Я вставляю иголку в дырочку одной из скорлупок — мне надо попасть этой иглой в дырку на противоположной стороне, а это не так уж и просто. Теперь змея стала на три яйца длиннее, и я очень осторожно сматываю ее кольцами, чтобы она уместилась под кроватью.

Вдыхая чудные запахи, мы целую вечность ждем, когда испечется пирог. Когда пирог остывает, мы делаем для него снег, только не холодный, как настоящий, а в виде сахара, растворенного в воде. Ма обмазывает им пирог со всех сторон.

— Теперь я помою посуду, а ты укрась его шоколадом.

— Но ведь у нас нет шоколада.

— А вот и есть, — говорит она, вытаскивая маленький пакетик и встряхивая его шик-шик. — Я отложила его из воскресного подарка три недели назад.

— Какая ты молодец, Ма. А где он лежал?

Она крепко сжимает рот.

— А вдруг мне снова понадобится место, где надо будет что-нибудь спрятать?

— Скажи! — кричу я.

Ма больше не улыбается.

— Не кричи, у меня от крика болят уши!

— Скажи мне, где ты прятала шоколад.

— Послушай, Джек…

— Мне не нравится, что у нас есть места, где могут спрятаться…

— Кто?

— Зомби.

— А.

— Или людоеды и вампиры…

Она открывает шкаф и, вытащив коробку с рисом, показывает мне темную дыру:

— Я спрятала шоколад здесь, вместе с рисом. Понял?

— Понял.

— Ничего страшного здесь нет. Можешь проверить сам в любое время.

В пакете пять шоколадок — розовая, голубая, зеленая и две красные. Когда я кладу их на пирог, краска и «снег» пачкают мои пальцы, и я тщательно их облизываю.

Пришло время ставить свечи, но их нет.

— Ты снова кричишь, — говорит Ма, закрывая руками уши.

— Но ты сказала, что будет именинный пирог, а что это за именинный пирог, если на нем нет пяти зажженных свечей!

Ма с шумом вздыхает:

— Я неправильно выразилась. У нас с тобой пять шоколадок, и они говорят, что тебе пять лет.

— Я не хочу есть этот пирог.

Я ненавижу, когда Ма молча ждет.

— Он противный.

— Успокойся, Джек.

— Надо было попросить свечей в качестве воскресного подарка.

— Ну, на прошлой неделе нам были нужны обезболивающие таблетки.

— Мне они не нужны, это только тебе! — кричу я.

Ма смотрит на меня так, будто у меня появилось новое лицо, которое она видит в первый раз. Потом она говорит:

— И все-таки не забывай, что нам приходится выбирать те вещи, которые ему легче всего достать.

— Нет, он может достать все, что угодно.

— Да, — отвечает Ма. — Но если ему пришлось побегать…

— Почему это ему пришлось побегать?

— Я имею в виду, если ему пришлось зайти в два или три магазина, он мог на нас рассердиться. А если ему вообще не удастся достать то, о чем мы попросили, тогда он, возможно, не принесет нам в следующее воскресенье никакого подарка.