Эмма Донохью - Комната

— Гм?.. Нет, это фотографии всех этих улиц. Камера находится в космосе.

— В открытом космосе?

— Да.

— Ух ты, как круто!

Голос офицера Оу звенит от возбуждения:

— Три четыре девять, Вашингтон, сарай позади дома, свет в окне на крыше… Похоже, это то, что нам надо.

— Это дом три четыре девять, Вашингтон, — говорит полицейский в свой телефон. — Давай дальше. — Он смотрит на нас в зеркало. — Имя владельца дома не совпадает, это — мужчина кавказского происхождения, дата рождения — двенадцатое десятого, шестьдесят первого…

— Машина?

— Давай дальше, — говорит он снова и ждет ответа. — Сильверадо две тысячи один, К девять три П семь четыре два.

— В точку! — восклицает офицер Оу.

— Мы выезжаем туда, — говорит мужчина-полицейский. — Пришлите вторую машину к дому три четыре девять, Вашингтон.

Машина разворачивается, теперь мы едем быстрее, и у меня опять кружится голова. Наконец мы останавливаемся. Офицер Оу смотрит из окна на дом.

— Света в доме нет, — говорит она.

— Он — в нашей комнате, — говорю я, — пытается убить Ма, — но мои слова тонут в рыданиях, и я сам их не слышу.

Позади нас останавливается другая машина, точно такая же, как наша. Из нее выходят полицейские.

— Сиди здесь, Джек. — Офицер Оу открывает дверь. — Мы сейчас найдем твою Ма.

Я подпрыгиваю, но ее рука удерживает меня в машине. «Я пойду с вами», — хочу сказать я, но вместо слов из меня льются слезы. Офицер Оу достает большой фонарь и включает его.

— Этот офицер останется с тобой…

В машину садится человек, которого я никогда до этого не видел.

— Нет!

— Отодвинься от него, — говорит офицер Оу полицейскому.

— Возьмите газовую горелку! — кричу я, но слишком поздно, она уже ушла.

Раздается треск, задняя часть машины подскакивает вверх. Багажник — вот как это называется.

Я закрываю руками голову, чтобы в нее ничто не проникало — ни лица, ни свет, ни шум, ни запахи. Ма, Ма, не умирай, не умирай, не умирай…

Я считаю до ста, как велела мне офицер Оу, но ничуточки не успокаиваюсь. Потом я считаю до пятисот, но и это не помогает. Мою спину сотрясает дрожь, это, наверное, от холода. Куда же делось одеяло? Вдруг раздается ужасный звук. Это на переднем сиденье сморкается полицейский. Он слегка улыбается мне и засовывает бумажный платок в карман, но я отворачиваюсь и смотрю на дом, в окнах которого нет света. Часть его сейчас открыта — не думаю, чтобы ее открыл Старый Ник. Это гараж, огромный темный квадрат. Я гляжу на него сотню часов, и у меня уже болят глаза. Кто-то выходит из темноты, но это еще один полицейский, которого я до этого не видел. За ним идет офицер Оу, а рядом с ней…

Я колочу по двери машины, не зная, как ее открыть, я пытаюсь разбить стекло, но у меня ничего не получается.

— Ма, Ма, Ма, Ма, Ма, Ма…

Ма открывает дверь, и я чуть было не выпадаю из машины. Она хватает меня и прижимает к себе. Это она, живая на все сто процентов.

— Мы сделали это, — говорит она, когда мы оба усаживаемся на заднее сиденье. — Впрочем, это сделал ты , а не я.

Я мотаю головой:

— Я забыл наш план, я все перепутал.

— Ты спас меня, — говорит Ма, целуя мои глаза и крепко прижимая к себе.

— Он приезжал к тебе?

— Нет, я была одна и ждала. Это был самый долгий час в моей жизни. А когда дверь взорвалась, я подумала, что у меня разорвется сердце.

— Полиция использовала газовую горелку?

— Нет, дробовик.

— Я тоже хочу увидеть взрыв.

— Он продолжался всего секунду. Ты еще увидишь взрыв, я обещаю. — Ма улыбается. — Теперь мы можем делать все, что захотим.

— Почему?

— Потому что мы свободны.

У меня кружится голова, а глаза закрываются сами собой. Мне так хочется спать, что я боюсь, моя голова слетит с плеч. Ма шепчет мне в ухо, что нам надо еще поговорить с другими полицейскими. Но я прижимаюсь к ней и говорю:

— Я хочу спать.

— Вскоре нас где-нибудь уложат.

— Нет, хочу в свою кровать.

— Ты имеешь в виду ту, что осталась в комнате? — Ма откидывается и смотрит мне в глаза.

— Да. Я увидел мир и очень устал.

— О, Джек, — говорит она, — мы туда больше никогда не вернемся.

Машина отъезжает, а я плачу и не могу остановиться.

Офицер Оу едет на переднем сиденье, сзади она выглядит совсем по-другому. Она оборачивается, улыбается мне и говорит:

— А вот и наше отделение.

— Ты можешь выйти сам? — спрашивает Ма. — Дальше я тебя отнесу.

Она открывает дверцу, и в машину врывается холодный воздух. Я сжимаюсь. Ма вытаскивает меня, ставит на ноги, и я ударяюсь ухом о машину. Ма несет меня на бедре, и я держусь за ее плечо. Темно, но потом вдруг быстро-быстро вспыхивают огни, похожие на фейерверк.