Эмма Донохью - Комната

Мне кажется, Ма меня не слышит.

— Мы вырастаем снова у мам в животиках?

— Это называется реинкарнацией. — Ма режет хлеб. — Некоторые люди думают, что мы возвращаемся на землю в виде ослов или улиток.

— Нет, в виде людей, которые растут в тех же самых животиках. И если я снова вырасту…

Ма зажигает огонь.

— То что?

— Ты будешь звать меня Джеком?

Она смотрит на меня:

— Да, буду.

— Обещаешь?

— Я всегда буду звать тебя Джеком.

Завтра — майский день, а это означает, что скоро наступит лето и в городе будет праздничное шествие. Мы можем пойти посмотреть на него.

— А майский день бывает только в окружающем мире? — спрашиваю я. Мы сидим на диване и едим из мисок гранолу, стараясь не пролить ее на диван.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Ма.

— А в нашей комнате тоже майский день?

— Наверное, только праздновать его там некому.

— Мы можем пойти туда.

Ма бросает свою ложку в миску, и она громко звякает.

— Джек!

— Так мы пойдем?

— Тебе что, очень хочется пойти туда?

— Да, очень.

— Но почему?

— Не знаю, — отвечаю я.

— Тебе что, не нравится снаружи?

— Нравится, но не все.

— А если честно? Что тебе больше нравится — окружающий мир или наша комната?

— Окружающий мир. — Я доедаю остатки своей гранолы и то, что осталось в миске у Ма. — А мы можем как-нибудь сходить в нашу комнату?

— Но только ненадолго. Жить там мы не будем.

Я киваю:

— Просто зайдем на минутку, и все.

Ма кладет подбородок на руки.

— Не думаю, что я смогу заставить себя зайти туда.

— Нет, сможешь. — Я жду, что она скажет. — Это что, опасно?

— Нет, но сама мысль об этом вызывает у меня такое ощущение, будто… — Но она не говорит, какое ощущение вызывает у нее эта мысль.

— Я буду держать тебя за руку, — обещаю я.

Ма в изумлении смотрит на меня.

— А может, ты сходишь один?

— Нет.

— Ну, я хотела сказать, с кем-нибудь другим. С Норин, например.

— Нет.

— Или с бабушкой.

— Только с тобой.

— Я не могу…

— Сегодня моя очередь выбирать, — заявляю я.

Ма встает, мне кажется, она рассердилась. Она снимает трубку в своей комнате и кому-то звонит.

Через некоторое время раздается звонок, и швейцар сообщает, что за нами приехала полиция.

— А вы по-прежнему офицер Оу?

— Конечно, — отвечает офицер Оу. — Давненько мы с тобой не виделись.

На стеклах полицейской машины я замечаю крошечные точки, наверное, это капли дождя. Ма грызет ноготь на большом пальце.

— Это — плохая идея, — говорю я, отнимая ее руку ото рта.

— Да, — произносит она и снова начинает грызть ноготь. — Как бы мне хотелось, чтобы он умер, — шепчет она.

Я знаю, о ком она думает.

— Но только чтобы его не было на небесах.

— Да, пусть он будет где-нибудь в другом месте.

— Он будет долго стучаться, но его туда не впустят.

— Да.

— Ха-ха-ха.

Мимо нас с воем сирены проносятся две пожарные машины.

— А бабушка сказала, что их на свете очень много.

— Кого?

— Ну, людей вроде Старого Ника.

— А, — отвечает Ма.

— Это правда?

— Да, но самое интересное, что гораздо больше людей, которые находятся посредине.

— Как это?

Ма смотрит в окно, я не знаю, что она там увидела.

— Где-то между добром и злом, — отвечает она, — и в них спокойно уживается хорошее и плохое.

Точки на окнах превращаются в ручейки. Когда мы останавливаемся, я понимаю, куда мы приехали, только после того, как офицер Оу говорит:

— Вот мы и прибыли.

Я не помню, откуда вышла Ма в ночь нашего Великого побега, — рядом со всеми домами стоят гаражи. Ни один из домов не кажется мне подозрительным.

Офицер Оу говорит:

— Надо было взять с собой зонтики.

— Да нет, дождик совсем слабый, — отвечает Ма. Она вылезает из машины и протягивает мне руку, но я не спешу расстегнуть ремень безопасности.

— На нас попадет дождь…

— Давай раз и навсегда покончим с этим, Джек, потому что я сюда больше никогда не приеду.

Я расстегиваю ремень, высовываю голову из машины и зажмуриваю глаза. Ма ведет меня за руку. На меня падают капли дождя — все лицо и руки становятся мокрыми и куртка тоже, но это не больно, только немного непривычно.

Когда мы подходим к двери какого-то дома, я, увидев желтую ленту, на которой черными буквами написано: «Место преступления. Вход воспрещен», догадываюсь, что это дом Старого Ника. Я вижу большую табличку с оскаленной пастью волка и надписью: «Осторожно, злая собака». Я показываю ее Ма, и она говорит: