Драго Янчар - Этой ночью я ее видел

Как этим страшным вечером, уже ночью, все так затянулось до ночи, когда я сидела подле нее, как мне было объяснить ей, кто эти люди, что рыскают по шкафам и хлопают дверями? А у входа стоит с ружьем наш Иван? Как бедной женщине было понять, что внизу в столовой сидит ее дочь в брюках для верховой езды, обутая в горные ботинки, готовая уйти с вооруженными людьми? Там и господин Лео, которого она любила так же, как свою дочь, и считала самым лучшим человеком на свете? Не только потому, что он принял ее неуемную Веронику после того, как она его так надолго бросила, а еще и ее принял, пожилую женщину, а более всего, что он навещал ее и тогда, когда она была одна, а Вероника где-то потерялась в неизвестной стороне далеко на юге. Вовсе не по этой причине, а потому, что он был, как много раз повторяла старая госпожа, хорошим человеком. Он был способным человеком, у него получалось и делами управлять, и деньгами, ну и добрый он был. Знаете, ведь это не всегда так бывает. А вот у Лео получалось, так, по крайней мере, считала госпожа Йосипина, Вероникина мама. Но не все так считали, во всяком случае, не те, что держали его взаперти в столовой, бледного как смерть, скорее всего до смерти напуганного, сжимающего дрожащими руками охотничью сумку на коленях. Как сказать ей, что господин Лео сидит там внизу в охотничьем костюме, хотя и не собирается идти на охоту?

Нет, этого я не в силах была произнести. Я сказала, что внизу была вечеринка, вы ведь знаете, некоторые после этого никак не могут угомониться. Это показалось ей правдоподобным, не впервой, и ей приходилось бывать на таких вечеринках, когда кого-нибудь из гостей было трудно выпроводить из-за стола, из дома или в гостевую комнату. Мы сели за стол и принялись разглядывать фотокарточки, мне показалось, что я ее убедила. Однако, спустя некоторое время, она вновь разволновалась.

Зачем вы то и дело подходите к окну? вдруг спросила она.

И правда, я все время вставала и подходила к окну. Из-за отдернутой шторы я смотрела на двор, на который падал свет из столовой. У ворот стояла фигура, беспокойно переминавшаяся с ноги на ногу, пиная ногой снег, это был Йеранек.

Ну Иван, ну Йеранек, думала я, а как замечательно ты пел в церковном хоре, а теперь вот ковыряешь ногой снег и ждешь, покуда не уведут хозяйку, которая была тебе благодетельницей. И хозяина, который всегда нахваливал тебя за твою работу и хорошо платил. И такие гадости говоришь, что у меня уши вянут от того, что ты прежде наговорил на дворе. Говорю же тебе, ступай в дом и растолкуй нашим, своим, то есть, что здесь произошло недоразумение. Глядя на тревожную фигуру в военной шинели, стоявшую с ружьем у входа на двор поместья, я вдруг кое о чем вспомнила, что уже стала забывать. Я тут же сообразила, откуда у неразумного и вообще-то неплохого парня явились на языке такие гадкие слова. Это было больше года назад, теплым ранним утром; когда я вышла до завтрака из дома, там стоял Йеранек. Иван, то бишь, работник, который пришел косить, подходит он ко мне и говорит: вижу я, твоей хозяйке любо с немцами якшаться. Я засмеялась, да что ты такое мелешь, Иван, в гости зашли, ну не гнать же ей их, вот и принимает. В форме ходят, не отступался Иван, а мыском так и ковыряет песок на дворе, словно чертит что-то. Снега не было, не то, что той ночью, спустя несколько месяцев, когда он стоял в карауле, тогда было прохладное летнее утро. Он уставился в пол и ковырялся мыском в песке, потому что ему было не по себе. А кому не было бы от такой ереси?

Ну, естественно, в форме, сказала я, у них же нет гражданской одежды с собой. Я посмеялась, потому что все еще думала, что он не всерьез. То господа из Любляны приедут, деловые люди, литераторы и художники, то немцы из Крани, произнесла я, она же перед ними дверь не закроет. А он, опустив голову вниз, все елозит по песку, так что там уже ямка образовалась, одному из них, видно, она особенно рада, сказал он. Ну и кому же? спросила я, уже немного злясь из-за того, что он и не думал прекращать. Тому офицеру лазаретному, сказал он. Ну и? продолжала я. Я видел их сегодня утром, начал он, когда пришел косить. Они стояли у пруда на восходе солнца. Ну и дурила ж ты, сказала, у них концерт был, господин Вито играл на рояле, а потом они в столовой еще немного посидели. До утра? не унимался он. А не все ли тебе равно, меня это просто взбесило, смотрел бы лучше за собой. А он все не унимался, упрямец эдакий, а где хозяин был? спросил он. Спать пошел, ответила я, тебе ведь известно, что он вообще не пьет, да и не большой любитель поговорить. Он спать пошел, заметил Иван, а она с немецким офицером вокруг пруда прогуливается. Ну, если ты имеешь в виду доктора, господина Хорста, то он нашу хозяйку очень даже уважает. Иван засмеялся, опустив голову вниз к своим рисующим на песке ногам: ну да, уважает. Да, уважает, сердито возразила я, ее все любят, да и ты ее любил. Она всегда была с тобой добра, произнесла я, а ты такое городишь, что меня стыд берет за тебя. Что бы сказала твоя Пепца, кто ее в больницу свез, если не наша хозяйка? Если ты сейчас же не прекратишь, я ей расскажу, уж она-то не порадуется, потому что она любит госпожу Веронику.