Элисон Уэйр - Брачная игра

Елизавета презрительно поморщилась:

– Тогда у меня не было иного выбора. А о его браке с леди Шеффилд я узнала от ее сестры. Та состоит в моей свите.

– Известная сплетница, – заметил он.

– С какой стати ей врать?

– А вдруг у нее есть какая-то своя выгода?

– Ах, Дух мой, ты к старости становишься все более циничным. Франсес, может, потому и проговорилась, что ее сестра находится в затруднительном положении. Я не питаю симпатии к леди Шеффилд, но и попустительствовать иным… хитрецам тоже не собираюсь. Необходимо расследовать это дело. Если Роберт и леди Шеффилд действительно вступали в брак, то совершался ли обряд по всем правилам и может ли считаться законным?

– А если совершался?

– Тогда я намерена поставить Роберту ультиматум: либо он разводится с леди Эссекс, – Елизавета чуть не подавилась, произнося ненавистное имя, – либо отправляется в Тауэр.

Бёрли вздохнул. Он знал причины, заставляющие Елизавету ворошить прошлое, и был почти уверен в исходе расследования. Если спросить королеву напрямую, она бы не стала отрицать. Это Бёрли тоже знал.

– Хорошо, я распоряжусь о расследовании, – усталым голосом пообещал Бёрли.

Дело это поручили герцогу Сассекскому – родственнику Дагласс, велев не затягивать. Бывшая леди Шеффилд недавно вышла за Эдварда Стаффорда – английского посла в Париже – и со дня на день собиралась уехать во Францию.

– Она говорит, что Роберт сломал ей жизнь и что она не желает иметь с ним ничего общего. Естественно, она боится, как бы эти сплетни не повредили ее новому браку. Никаких официальных признаний она делать не станет.

Вскоре Дагласс благополучно уехала в Париж.

Елизавета была в ярости. Похоже, что та женщина оказалась победительницей, а дурочка Дагласс тряслась за свой брак. Вскоре Елизавета узнала, что ее вероломная племянница родила Лестеру сына – на этот раз живого. Королева рыдала от бессильной злости. Она даже не обрадовалась, когда ей принесли письмо от Симье, изящно перевязанное розовой ленточкой. «Верьте словам вашей Обезьяны: ваш Лягушонок полон надежд!» Но Елизавета знала: волшебные чары, которыми ее опутал Симье, начинали трещать по всем швам.

С каждым проходящим месяцем Елизавете становилось все труднее сердиться на Роберта, хотя по отношению к нему временами и вспыхивала обжигающая ярость. Чувства к этому человеку отличались сложностью и запутанностью. Елизавета любила его столь же сильно, как и ненавидела. Но когда эмоции утихали и в голове прояснялось, королева понимала, что он оставался все тем же Робином, которого она знала с детских лет и любила с юности. Его преданность ей ничуть не уменьшилась. У них по-прежнему находились общие интересы. Им все так же легко рядом друг с другом. Их откровенность тоже никуда не исчезла. Словом, между ними как-то незаметно восстановились прежние отношения. Правильнее сказать, почти прежние, поскольку что-то безвозвратно ушло. Женитьба Роберта и сейчас воспринималась Елизаветой исключительно как предательство, которое навсегда останется камнем преткновения между ними. Она знала, что никогда не простит женитьбу на той женщине, однако и здесь Елизавета была бессильна что-либо изменить. Роберт старался никогда не упоминать о ее вероломной племяннице. Внешне все казалось вернувшимся на круги своя. Но только внешне: и Елизавета, и Роберт искусно играли в игру под названием «старые добрые времена». Ведь как закроешь глаза на то, что он теперь был отцом законнорожденного наследника? Вскоре после рождения сына Роберт попросил Елизавету принять его жену при дворе. Королева разразилась такой гневной тирадой, что больше он об этом не заикался.

Елизавета начинала понимать: Роберт противится ее браку с герцогом не из ревности, а из стремления оберегать ее интересы. Когда французский посол вздумал критиковать лорда Лестера за то, что он чинит препятствия брачным переговорам, Елизавета твердо встала на защиту своего Робина.

– Он всего лишь выполнял свой долг советника, – резко возразила она.

Роберт чуть рот не раскрыл от изумления. За что такая милость? В эти дни ему было практически нечем порадовать его Бесс.

Но настроение королевы могло вдруг измениться, и тогда она отдалялась от него, становясь холодной. Потом наступала весенняя оттепель.

А когда весна наступила и за окнами дворца, все, включая и герцога, понимали: Елизавета снова тянет время. Вроде бы назвали завершающую дату переговоров. Этот день миновал, но Елизавета так и не приняла решения. Желая показать свою добрую волю подданным Елизаветы, герцог написал ей, попросив освободить из тюрьмы однорукого Стаббса.