Ему требовалось продлить свое пребывание в студентах, и он взял академотпуск, мотивируя занятостью на комсомольско-партийной работе. В эту работу он ушел целиком, всеми силами добиваясь максимальной видимости результата. Он был прям, как столб, и положителен, как букварь. В двадцать восемь лет он стал первым секретарем университетского комитета, приравненного в правах к райкому, — освобожденная должность. В двадцать девять его перевели в обком.
И, выйдя на прямую линию, он попер, как танк по шоссе. До мозга костей он проникся гениальностью бюрократизма: вниз передается бумажный водопад директив, вверх — встречный поток сведений об их успешном и досрочном выполнении.
Как только начались разговоры о мелиорации, он тут же загромыхал лозунгами, заглушая робкие трезвые голоса, ссылающиеся на природу и науку: мол, у нас не те места. Комоген рьяно принялся за дело, угрохав тридцать миллионов рублей и загубив территорию площадью с Бельгию; на месте болот образовалась торфяная выветривающаяся пустыня, а ряд мелких речек пересох навсегда, что немедленно сказалось на урожае. Но Комоген успел подняться на две ступеньки по служебной лестнице, а за победные, фанфарозвучные доклады получил орден.
Одиннадцать миллионов стоил скоростной трамвай. Гигантская канава через весь город осталась памятником нелепой затее: городу не был нужен скоростной трамвай, да и грунты оказались тверже, чем обещала наиэкономичнейшая, как водится, принятая смета.
Он запросто решил квартирный вопрос путем вселения двух-трех одиноких людей в двух- и трехкомнатные квартиры. Через два года неблагодарные одиночки переженились, родили детей и прописали родню, так что очередь разбухла вдвое против прежнего. Но Комоген успел вовремя отрапортовать наверх и, как работник расторопный и умелый, был переведен с очередным повышением.
…Ну, значит, в командировке покупаю я местную газетку, на первой странице фото: «Такой-то и такой-то Геннадий Петрович Юкин выступил с речью перед собравшимися». Смотрю я на это лицо… фамилия редкая, и имя сходится, и возраст подходящий, и сходство чудится. Вот, думаю, сказочка была бы…
Взял в справочном номер, позвонил. Секретарша допрашивает строго: кто, что, по какому вопросу. Доложите срочно, рублю командным голосом, доктор Звягин оттуда-то. Лечил его в восьмом классе, остальное Гена сам знает. Через минуту соединяет.
— Леонид Борисович?
— Так точно. Хочу с вами встретиться, если найдете время.
— Вы надолго? Так… Остановились где?
— В гарнизонной гостинице.
— В пять будьте у подъезда, пришлю за вами машину. — Бряк трубку — отбой.
Ты понял? Моими планами он даже не поинтересовался. Стиль общения — приказной. И обижаться нельзя — проявил знак высочайшего ко мне расположения.
В пять подруливает, презирая правила движения, черная «Волга» с занавесочками, на номере — три нуля и единица. Шофер вышколен — дверцу распахивает, и он как бы естественно наклоняется при этом, а как бы и кланяется из огромного почтения к гостю самого.
А разукрашен город — куда там ВДНХ: плакаты, лозунги, транспаранты, призывы: «Горожанин! Коль ты душой хорош — благоустраивай город, в котором живешь!»
Из подъезда выходит встречающий, делает посольский жест и эскортирует меня по мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой. В приемной, средь дубовых панелей и кожаной мебели, встает секретарша — эдакая кинозвезда по стойке смирно, глазищами ест, и выражают глазища безмерную преданность и готовность исполнить любые мои желания по первому же намеку.
И вот с тяжкой плавностью плиты, обнажающей жерло ракетной шахты, отходит последняя дверь. Ну антураж, ну интерьер, ну Комоген!..
В огромном затененном кабинете, за массивным полированным столом, в темно-сером дорогом костюме, в ослепительной сорочке с безукоризненным галстуком, с сановной благожелательностью на лице сидит император. Буквально воздух проникнут его значительностью. В первый момент я бы не удивился, увидев на стене портрет Наполеона.
— Прошу, — произносит он поставленным голосом. И слегка указывает на стул у другого стола, примыкающего к его столу буквой «Т».
— Здравствуйте, Геннадий Петрович, — говорю я и жду, как он отреагирует на обращение по имени-отчеству. Принял как должное.
— Здравствуй, Леня, — и руку протягивает, не вставая. — А чего ты в форме?
Я ваньку валяю, докладываю по уставу: так, мол, и так, по окончании института был призван в ряды Вооруженных Сил, направлен в воздушно-десантные, хирург медсанбата майор Звягин в служебной командировке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу