Элайза Грэнвилл - Гретель и тьма

В Kneipe [44] Кабак (нем.). было почти битком, обстановка — на грани перемены с дневной клиентуры на разительно иную ночную. Степенные деловые встречи, тихое чтение газет и дискуссии, подогреваемые кофе, уступали более оживленному грохоту и гомону серьезных возлияний, буйному провозглашению радикальных политических теорий, приправленных откровенным подстрекательством. Беньямин отлично понимал, что информацию здесь собирает далеко не только его старый приятель.

Хуго сидел на обычном месте, сгорбившись так опасно близко к ревущему кабацкому очагу, что одежда у него все время оказывалась подпалена. Широченные плечи, нечесаная грива — он напоминал здоровенного паука, хотя байки поглощал, а не плел. Хуго всегда-то был дороден, а ныне его зад едва помещался на лавке, рассчитанной на троих, но все равно ходили слухи, что ни кусочка твердой пищи к нему в рот не попадало. А еще болтали, что он почти не покидал это здание. Ближе к утру он тяжко втаскивал свою тушу наверх; может, и не спал никогда. Задолго до полудня он вновь сидел на своей скамье, поднимал первую высокую кружку пива и отправлял сопливого пацана, злым эльфом скорчившегося в ожидании у очага, отнести редактору пачку. Беньямин ухмыльнулся и двинулся к нему.

— Stittlichkeit und Ernst [45] Нравственность и трезвость (нем.). . — Таково, по обыкновению, было их приветствие.

— Набздеть на нравственность и трезвость. — Хуго скривился, не поднимая головы. Привычный ответ. Хуго казался не пьянее обычного. — И что же за бес срыгнул тебя с благородных бульваров на остров Мацы? Стосковался по вони? В последний раз ты снизошел до визита к нам, когда желал разузнать о ком-то. — Одной рукой он спихнул журнал, который читал тайком, но Беньямин успел разглядеть ярко-красную обложку, ни с чем не перепутаешь.

— «Die Fackel»? [46] «Факел» (нем.) — литературно-публицистический журнал, одно из влиятельнейших изданий того времени; выпускался с 1899-го по 1936 г. в Вене писателем, поэтом, журналистом, критиком, фельетонистом Карлом Краусом (1874–1936), австрийцем еврейского происхождения; Краус выступал с резкой критикой антисемитизма.

Хуго хмыкнул.

— Пива, — потребовал он, пнув задремавшего мальчишку; тот немедля вскочил на ноги и, распихивая толпу костлявыми локтями, отправился искать официанта.

— Что думаешь про это? — напирал Беньямин, читавший журналы, которые получал доктор.

— Мне по душе этот человек. Говорит, что думает. Даже обо мне, шельмец-наглец! А поскольку Краус дело думает, больше года он не протянет. — Хуго откинулся на спинку скамьи и оглядел Беньямина. — Неплохо выглядишь. Жизнь слуги тебе к лицу.

Спина у Беньямина напряглась.

— Это не навсегда, — сказал он чопорно. — Есть у меня планы.

Хуго пожал плечами.

— Опасное это дело — планы, мой юный друг. Нас несет в бурные воды. По всем приметам так, всюду. В такие времена стоит ценить мелочи. И помни: мелочи — они тогда мелочи, покуда нам не нужно обходиться без них. Ты ешь без перебоев. Большинству и это не удается. У тебя теплая постель. Ну, настолько, насколько она может быть теплой, если спишь один. — Он вскинул буйную черную бровь. — Ты же один спишь, насколько я понимаю? Герр доктор и его фрау все из себя добропорядочные и все такое.

— Пиво! — возопил чумазый эльф Хуго, колотя кулачком по столу.

Тощий официант поставил перед ними шесть высоких кружек. Беньямин огляделся: кто же это к ним собирается подсесть, — но, видимо, замученный малый просто решил лишний раз потом не бегать. Последовало некоторое препирательство о предположительно скверном качестве напитка, а костлявый мальчишка тем временем убрался в свой угол, вытаскивая из рукава ломоть хлеба и недоеденную колбаску. Сутолока избавила Беньямина от объяснений своего распорядка сна, и он закрыл глаза, приберегая буйство пылких фантазий для себя. А когда открыл их, Хуго уже опорожнил одну кружку; несколько капель свисало у него с рыжеватых усов, кои не желали дорасти до солидной бороды, как бы ни побуждали их к тому поглаживанием да дерганьем.

— Огня! — крикнул Хуго. Мальчишка завозился и кинул в очаг еще несколько поленьев. Тощая собака протиснулась между ног Беньямина и попыталась стащить остатки хлеба. В награду получила пинка, от которого кувырком преодолела длину человечьей тени. Мальчишка макнул отнятую у собаки корку в Беньяминову полную кружку, после чего заглотил ее, а затем рухнул у очага, оскалившись на бдительного пса. Хуго недоуменно оглядел Беньямина, отодвинувшего от себя оскверненный напиток.