Эли Фрей - Мой лучший враг

Я ничего не отвечаю, но напрягаю слух – Стас стоит довольно далеко от меня и говорит так тихо, почти шепотом, что приходится прислушиваться, чтобы не пропустить слова.

Он садится на диаметрально противоположное сиденье от меня. Я не вижу его – нас отделяет столб в центре карусели. Но я могу слышать его голос.

– Я мразь, да? Только мразь способна на такое. Мне нет прощения. Я такой, какой есть. Вряд ли я изменюсь когда-то, – говорит Стас, медленно раскачиваясь.

Я не отвечаю. Жду, что он скажет дальше. И прислушиваюсь к своим ощущениям – что я чувствую к нему? Злость, ненависть, отвращение? С удивлением понимаю, что ничего этого… больше не испытываю. Я ощущаю только какую-то тягучую безнадегу, которая тянется где-то внутри подобно жвачке.

– Я знаю, что сломал тебя. Сейчас я вижу, что ты простила меня, простила в сотый раз, но… Ты никогда не сможешь забыть весь прошлый кошмар. Он никуда не денется. Я знаю это. Тебе будут сниться кошмары, будут приходить видения. Это можно только облегчить. Очень скоро я уеду, и ты больше меня не увидишь. Тебе так будет лучше. Так будет лучше нам обоим. Меня засунут в эту чертову исправительную школу. Что будет после, я не знаю. Но уверен, что больше не вернусь сюда. – Он замолчал.

А в моей голове появляются мысли о моей следующей жизни… Какой она будет? Жизнь, где страхи и кошмары будут приходить только во сне? Где не нужно ежесекундно думать о побеге. Где нет войны. И жизнь, где не будет его…

Я сильнее вцепляюсь руками в цепи. Стискиваю зубы. Хочется помотать головой, проснуться в завтрашнем дне в своей кровати, почувствовать аппетитный запах с кухни – бабушка наверняка готовит блинчики…

Некоторое время Стас молчит, видно, собираясь с мыслями, а потом продолжает:

– Я никогда не стану нормальным. Что-то внутри рвется наружу – это невозможно контролировать. Единственный выход – убраться отсюда подальше. Уехать из этого города, который я разрушил, и держаться подальше от людей, которых я сломал. Держаться подальше от тебя.

Последние слова он произнес с горечью. Неприятно закололо сердце.

– То, что происходит в моей голове… Это нельзя вылечить. Я просто люблю уничтожать все вокруг. Уничтожать то, что люблю.

И меня тащит и плющит от этого. Мне просто нравится делать больно всем вокруг. Я уничтожил тебя, практически уничтожил свою семью. Отец ушел из-за меня. Мать… Да ты видела, в каком она состоянии. Из-за меня. И Янка… Она ночами не спит, ей кошмары снятся. Плачет часто. Я всех достал. Вот такая я мразь.

Я молчу. Смотрю, как под фонарем пляшут тени – прямо под лампочкой кружит стайка мотыльков.

«Зачем? Зачем ты причиняешь близким столько боли?» – я хочу закричать, но по-прежнему молчу. Но Стас будто слышит мои мысли.

– Зачем мне это нужно? Вся эта жестокость… Что это дает мне… Он будто разговаривает сам с собой. Я не нужна ему. Он просто так же, как и я, хочет что-то понять в себе.

– Мать с тринадцати лет таскала меня по психологам. Именно в этом возрасте случился тот переломный день…

Стас, как и я, опасается говорить о «том дне» прямо. Как будто кто-то установил негласный запрет на любое упоминание о том случае. И негласный запрет касался даже воспоминаний. Он уже сказал сегодня так много и скажет еще много всего, но я уверена, что говорить о том случае он не будет.

– Тринадцать лет… Именно с этого возраста я стал причинять боль матери. Отцу. Младшей сестренке. Вообще-то всем вокруг, но в особенности близким. Ругань, наказания. Отцовский ремень. Ничего не помогало. Мать пыталась выяснить, в чем причина этого? Почему мне так нравится делать больно своим близким? Они таскали меня к психологу. На столе у него стоял маленький аквариум с рыбками. Эти рыбки мне очень нравились. Они были такие яркие, разноцветные. Конечно, родители рассказывали врачам о том, что на меня напали, – Стас говорит с грустью. – Что мне причиняли физические увечья. В этом все дело? Ответ на жестокость жестокостью? И вот какой-то заумный докторишка сказал, что я это делаю для того, чтобы получить свидетельства своей значимости для них. Меня так взбесила эта фраза, что я взял аквариум и кинул его в доктора. Это был мой последний сеанс.

Я не хочу пропустить ни слова. Он рассказывает о другой стороне своей жизни – о той, которую я совсем не знаю.

– Я запомнил эту сложную фразу хорошо. Свидетельства своей значимости. Потому что не знал, что она означает. Потом появилась ты. И на тебя посыпалась бо́льшая часть всех моих ударов. Моя семья могла вздохнуть свободно. Они думали, я излечился. Как бы не так. Они просто не знали про тебя. И когда я стал изводить тебя, я вспомнил слова того докторишки. Через боль и страдания, которые я причинял близким, мне нужно было доказать самому себе, что я не один. Что я что-то значу для вас… я не знаю, может быть то, что я осознаю и признаю все это, как-то обозначает, что я излечиваюсь. Что не все потеряно. Не знаю… в психологии я не силен, и честно, думаю, что все это – полная хрень.