Эли Фрей - Мой лучший враг

Странные порывы диких эмоций и желаний сменяются апатией и депрессией.

Целыми днями я лежу на кровати, изучаю потолок и стены.

Мама пытается меня развлечь и поднять настроение – таскает меня по торговым центрам и покупает новые шмотки. Бабушка пытается отвлечь меня работой – мы вместе печем торты и делаем работу по саду. Я все делаю механически, как робот. Меня пока не водили к специалистам, но, думаю, родные начинают об этом задумываться. Я послушно выполняю то, что скажут мне близкие. Но потом снова ложусь на кровать.

Я почти ничего не ем. Матрас теперь кажется мне намного жестче – пружины врезаются в выпирающие ребра.

Мама с бабушкой заставляют меня есть. Они готовят все мои любимые блюда, но мне все равно не хочется.

Все вокруг напоминает мне о том, что Оно сделало со мной. Мама погладит по голове или дотронется до руки – а я в ужасе отскакиваю от нее. Голову и руки пронизывает чувство фантомной боли, меня будто снова тащат за волосы и жгут сигаретами. Внезапный голос одного из близких – а я слышу Его голос. Его насмешливый холодный голос. Я постоянно слышу Его. И мне хочется бежать и прятаться. Чувство смертельного страха преследует меня постоянно. От него не избавиться. Я не могу забыться, я постоянно жду, жду беды. Я на низком старте, в любую секунду готова бежать.

Нервы взвинчены до самой крыши. Они прорывают ее насквозь. Всеми клеточками нервной системы я чувствую ее железную поверхность, горячую от солнца.

Иногда замечаю в зеркало, что у меня дрожат не только губы, но и пол-лица.

Засыпая, снова слышу Его. Чувствую Его руки на своем теле. Я задыхаюсь. Мне не хватает воздуха. Я не могу, не могу избавиться от Него. Я в Его власти даже здесь, в относительной безопасности. Мое тело и разум больше мне не принадлежат. Схожу с ума, меня съедает паника. Я окончательно выпала из ритма жизни. Весь мир – мчащийся поезд, а я выпрыгнула из него. Я живу в своем времени и пространстве.

Меня будит топот за дверью. Как будто по моей лестнице бежит стадо слонов.

Открывается дверь, и первое, что я вижу, – это человек с коробкой на голове. В коробке дырки для глаз и рта. Хихикаю. Судя по маленькому росту, это Серега.

Следом за Серегой входят остальные. Они вопят, перебивая друг друга:

– Одноглазый Том! Томас – ромовый живот! Как поживаешь, старина?

Меня захлестывает волна теплоты и добра. Пожимаю плечами.

– Да вроде нормально. Что это на тебе надето? – смеюсь я, глядя на Серегу, который трясет своей огромной картонной головой.

– Я сменил имидж. Нравится? – он подбегает ко мне, сует мне в лицо свое картонное недоразумение и высовывает через дырку язык.

– Фу! – я отталкиваю его от себя.

– Нормально, говоришь, поживаешь? – с подозрением косится на меня Антон. – А выглядишь как дерьмо!

– Ну, спасибо, – усмехаюсь я.

– Нет, ну правда, – Серега садится на кровать и смотрит на меня из своей картонной головы. – Ты выглядишь как дерьмо, подогретое на сковородке. Ну, знаешь, оно, наверное, получится таким жиденьким-прежиденьким… Вот как ты сейчас. Подогретое дерьмо, растекшееся по всей сковородке таким вонючим жидким блинчиком…

– Я тебе покажу жидкий блинчик! – кричу я и накидываюсь на Серегу.

– Голову! Голову осторожно! Я все утро ее вырезал!

Все смеются, глядя на нас. Настроение улучшилось. Невозможно больше находиться в депрессии, когда к тебе в комнату приходит человек в картонной коробке.

– А у нас теперь своя музыкальная группа! – радостно вопит коробка, когда мы немного утихомириваемся. – Смотри, как мы умеем. Так, пошли тарелки…

Антон начинает теребить себя за щеки, издавая влажные хлюпающие звуки.

– Так, ударные пошли…

Рома засовывает палец в рот и оттягивает щеку, издавая при этом звонкий «чпок».

– Так, а теперь вступает солист.

Серега начинает свистеть.

– Ну что, узнаешь песню?

– Не-а, – качаю я головой.

– Эх ты! – огорченно протягивает Серега. – Совсем нет слуха у старикашки Томаса. Это же «Смуглянка-молдаванка»! Ну ты даешь!

Набор свистяще-хлюпающих звуков меньше всего напоминает мне «Смуглянку», но я говорю:

– Да, точно. Очень похожа.

Парни улыбаются. Мы не обсуждаем то, что произошло. Я даже не знаю, что с ними было, после того как Стас дал команду «фас». Мы поговорим об этом позже, не сегодня. Мы болтаем, смеемся и делаем вид, что ничего не произошло. Они сидят у меня несколько часов. Не замечают во мне изменений. И я очень стараюсь вести себя как обычно. Когда они уходят, я снова ложусь на кровать и пялюсь в потолок.