Марк Леви - Следующий раз

Клара подошла к Джонатану и хотела положить руку ему на плечо, чтобы поддержать, но спохватилась и замерла.

— Не казните себя, вы не первый, с кем эта картина играет злую шутку. Сэр Эдвард тоже упустил эту мелочь, картина покорила его, как и вас. Идёмте, сколько можно здесь находиться? По-моему, вам не повредит небольшая пешая прогулка.

В парке она продолжила свой рассказ о художнике и хозяине галереи.

Болезнь быстро сгубила Владимира: он скончался, как только закончил свою «Молодую женщину в красном платье». Смерть друга подкосила сэра Эдварда. Терзаемый болью и гневом из-за того, что работы художника не ценят по достоинству, он спустя год рискнул собственной репутацией, заявив, что последнее творение Владимира Рацкина — одно из самых значительных живописных произведений столетия. В годовщину его смерти он устроил громкие торги и выставил на них эту картину. На его зов съехались крупные коллекционеры со всего мира. Накануне аукциона он извлёк картину из сейфа, где её хранил, чтобы отправить в зал торгов.

Только тогда он увидел, что картина не подписана. Слишком поздно: чудо яркого церемониала, задуманное ради прославления друга, обернулось против него самого. Все торговцы живописью того времени, все критики набросились на сэра Эдварда. В мире живописи он стал предметом осмеяния. Его обвинили в грубой, непростительной ошибке. Обесчещенный, разорённый, он бросил все свои имения и спешно покинул Англию, отправился с женой и дочерью в Америку, где умер спустя несколько лет в полной безвестности.

— Откуда вы все это знаете? — спросил Джо натан.

— Вы до сих пор не поняли, где находитесь?

Джонатан выглядел таким озадаченным, что Клара не могла не расхохотаться.

— Знакомьтесь: дом сэра Эдварда. Здесь художник прожил последние годы, здесь создал больше всего картин.

Теперь Джонатан увидел замок совсем другими глазами. Проходя под тополем, он попытался представить, как здесь сидел и работал художник. Он догадался, где Владимир устанавливал мольберт, трудясь над одной из любимых его картин, — пейзаж, открывавшийся с этого места. Теперь, как было известно Джонатану, эта картина экспонировалась в одном небольшом музее в Новой Англии. Имение окружала, насколько хватало взгляда, белая изгородь. Холм, красовавшийся на картине, казался в действительности гораздо ниже. Только опустившись на колени, Джонатан сообразил, что Владимир работал над этим пейзажем сидя, а не стоя. Клара ошиблась, должно быть, в хронологии: уже через два года после переезда сюда Владимир был, судя по всему, очень слаб.

Чудесный летний день начинал клониться к закату. Джонатан и Клара вернулись в дом.

Следующие несколько часов Джонатан провёл в кабинете. Вечером он нашёл Клару на кухне. Появившись бесшумно, он опёрся о дверной косяк и устремил на неё взгляд.

— Любопытно, что, размышляя, вы обязательно убираете руки за спину и щурите глаза. Вас что-то тревожит? — спросила она.

— Очень многое! Не найдётся ли поблизости таверны, где я мог бы угостить вас ужином? По пути туда я бы попытался поднять за рулём «моргана» свою репутацию водителя. К тому же я проголодался, а вы?

— Я умираю с голоду! — заявила она, бросая в раковину груду ложек и вилок. — Я поднимусь переодеться. Через две минуты я буду готова.

Она почти сдержала обещание. У Джонатана хватило времени всего на одну безуспешную попытку дозвониться до Питера и на открытие, что у его мобильного телефона напрочь сел аккумулятор, когда Клара позвала его из холла.

— Я уже!

Автомобиль мчался в неярком свете полумесяца. Клара накрыла волосы платком, спасая их от ветра. Джонатан вспоминал, когда он в последний раз ощущал такой же, как сейчас, избыток чувств. Он опять подумал про Питера: надо бы его предупредить, что «Молодая женщина в красном платье» не подписана. Он уже представлял себе выражение лица Питера; он заранее знал, какую работу придётся проделать, чтобы спасти друга. Необходимо было в считаные дни найти способ доказать подлинность картины, так сильно отличающейся от других произведений художника, якобы её написавшего…

Пусть любой мазок кисти значил для него не меньше, чем целая разборчивая подпись, отсутствие простой закорючки на холсте непременно вызовет в среде знатоков немало вопросов. Первым делом надо было определить, почему Владимир не подписал эту работу. Не потому ли, что изменил в ней двум своим железным правилам: никогда не пользоваться красным пигментом и никогда не изображать женщин? Если таковы были причины этой странной анонимности, значит, художник, сам того не зная, сыграл худшую из шуток с экспертом, который спустя сто тридцать с лишним лет попытается донести до сознания мира величие его творчества, — а значит, он сыграл шутку и с самим собой.