Евгений Касимов - Назовите меня Христофором

Весь день депутата Денисова — а ныне еще и кандидата в депутаты городской думы пятого созыва — был расписан по минутам. Бригада агитаторов организовывала встречи во дворах, в подъездах, находила квартиры, где депутата ждали, чтобы поделиться с ним своими горестями и пожаловаться на жестокосердных чиновников. Вечером ему звонила бригадирша Венера — толстая пожилая татарочка с молодыми черными глазами — и диктовала адреса и время. Все было отлажено еще в прошлый раз. Да, вспомнил Денисов, надо еще заехать на почту, перетереть с начальницей. Есть договоренность с разносчиками пенсии, что они, ходя по квартирам, будут ненавязчиво говорить о нем как о единственно возможном кандидате и оставлять пенсионерам на память копеечный календарик, на котором был изображен решительный Денисов. Внизу красными буквами была исполнена надпись «Нет грабительской монетизации!» Конечно, разносчикам придется платить. И, похоже, платить придется из собственного кармана.

Газету хоть и закрыли, но зарплату Денисов еще получал. И редакционную машину за ним пока оставили. И это уже была не старенькая «Волга», покореженная в двух авариях, а длинный черный универсал «Мицубиси Лансер», пожалованный Савловым редакции со свово плеча сразу же после тех еще, первых, выборов.

Да, было дело под Полтавой. Когда предвыборная горячка уже зашкаливала и приходилось мотаться из района в центр по три раза на дню, на объездной дороге «Волга» была атакована тяжелогруженым «МАЗом», но мастерство редакционного шофера Михаила Васильевича, которого сотрудники звали просто Василичем, спасло их и худо-бедно уберегло машину. Ухитрился Василич затормозить, вырулить и ткнулся бампером в огромное грязное колесо «МАЗа». Но все равно помялись изрядно. Конечно, авария была совершенно случайной, какие происходят в городе каждый день по причине непогоды или безголовости водителей, но из истории выжали все, что могли: напечатали в своей же газете фотографию разбитой «Волги» с пространным намеком. И резонанс был, как доносила разведка. А в совершенную негодность машина пришла через неделю после этого случая, когда какой-то лихач, вылетевший на «Жигулях» на красный свет, врубился им в бок. И в этот раз Василич успел как-то увести машину и смягчить удар, который пришелся по касательной в дверцу со стороны Денисова. Но тогда Петр Степанович даже не подумал о промелькнувшей смертельной опасности, которая, впрочем, подстерегает каждого на сегодняшних дорогах. Он, правда, слегка удивился, что обрюзгший мужик, сидевший за рулем « жиги», сразу же узнал его и, назвав по имени-отчеству, стал извиняться, дескать, погнался за каким-то гадом, который шоркнул его, подрезая. Но пусть Петр Степанович не волнуется — он оплатит ремонт, только не надо никуда звонить, а то нагорит ему, а новую дверцу он достанет, и уж точно отдельный батальон связи, ну, тот, что сразу за улицей Первой Пятилетки, ну да, он там командиром хозвзвода, так они все дружно, уж будьте спокойны, поддержат его на выборах — там читают его газету. И действительно дверцу достал и ремонт без проволочек оплатил. А Денисов еще подивился: и там газету знают. Идиотом он тогда выглядел полным, конечно, но все равно ему было приятно.

Есть совсем не хотелось. Но тем не менее Петр Степанович насильно запихнул в себя кусочек плавленого сыра, нацедил из картонного пакета кефиру в стакан — вот и вся порцайка.

В детстве Денисов, сколько себя помнил, всегда испытывал чувство голода. Жили они как-то бедно — даже по тем небогатым временам. И котлеты были настоящим праздником. Потом отец построил дом, завели коровку, поросят, курей, возделали огород — и зажили по-божески. Но когда бабушка уехала к себе на родину, на Украину, наступили унылые времена. И уже не ждали дома школьника Петю ни густой огненный борщ с белой фасолью и щедрыми кусками мяса, ни макароны по-флотски, ни тушенная в молоке треска, ни здоровенные, чуть подугленные с углов, голубцы со сметаной; и когда приходил он из школы и не находил на плите даже жидкого перлового супчику, и начинал шариться в поисках еды, и не обнаруживал вовсе ничего — даже хлеба в большой коричневой эмалированной кастрюле, где хлеб хранился и где только и оставался невыветрившийся кислый запах, — тогда в отчаянье заводил болтушку на воде из муки и потом жарил на чугунной сковороде оладьи на постном масле. Ну, это условно можно назвать их было оладьями — эти бесформенные полусырые лохмотья. Но вкус их Денисов языком своим обложенным чувствовал до сих пор. Как и многое другое из когда-то съеденного или выпитого — особенно если все тело нудило от голода. То, что брюхо — злодей и добра не помнит, понятно, а вот у языка память куда как длиннее.