Франсиско Голдман - Скажи ее имя

Чтобы быть счастливым в Нью-Йорке, необязательно быть богатым. Я не хочу сказать, что лишние десять, двадцать, пятьдесят штук в год не улучшили бы наше положение. Они, возможно, даже сделали бы нас счастливее. Но не многие из тех, кто знал нас с Аурой до нашей встречи, могли предположить, что у кого-то из нас есть талант к семейной жизни.

Три одновременные стипендии Ауры, сложенные вместе, составляли грандиозный доход для студентки дневного отделения. А поскольку я никогда не просил ее участвовать в оплате квартиры или каких-либо других тратах, у нее оставалось достаточно денег и для себя, и для сбережений. Она хотела, чтобы ее сбережения помогли нам в один прекрасный день купить дом или квартиру, если когда-нибудь мне удастся накопить на это достаточно денег, на что я был решительно настроен. Когда в конце концов я пришел закрыть счет Ауры, то поразился, как много там собралось. Теперь я большей частью проживаю ее накопления, остатки от стипендий, а также деньги, которые она откладывала с юности. Я уже истратил возмещение по страховке, хотя должен был вернуть эту сумму на кредитные карты, которыми расплачивался в Мехико за содержание Ауры в больнице, скорую помощь и медикаменты. Все глубже увязая в долгах, я смог рассчитаться только с половиной этих расходов. Итак, я был кругом должен. Ну и что? Поскольку я числился только на полставки на кафедре английского языка в маленьком Коннектикут-колледже, мне не был положен оплачиваемый отпуск по утрате близкого человека. Но и преподавать в тот первый семестр после смерти Ауры я не мог, поэтому уволился. Я понимал, что скоро мне понадобится работа. Но какая работа? Я не знал. Я не мог представить, что снова начну преподавать. На то были причины. Кипучая энергия энтузиаста и вера в то, что не только многоопытный литературовед, но и такой, как я, сможет удержать внимание целого класса легко впадающих в тоску двадцатилетних юнцов, покинули меня. Влюбленный в Ауру, женатый, бесшабашно счастливый, я был неплохим, даже забавным шутом от литературы.

Растения, которые Аура держала у пожарного выхода, погибли еще прошлой зимой, от них остались лишь пластмассовые и глиняные горшки, полные грязи и мелких камешков, серых стеблей и жухлых листьев. Но ее складной пластиковый стул по-прежнему был там, с грязными отметинами городской непогоды, но все еще не тронутый ни одним человеческим существом, с тех пор как она в последний раз на нем сидела, и стеклянная пепельница у его ножек тоже была на месте, омытая годом дождей. Иногда с перил пожарной лестницы на сиденье запрыгивали белки и пили дождевую воду или талый снег из небольшой выемки на нем. В хорошую погоду Ауре нравилось сидеть на лестнице, в этой маленькой ржавой клетке, с ногами на ступеньках, ведущих к площадке на верхнем этаже, в окружении своих растений, читая, работая на ноутбуке и изредка покуривая. Она не была заядлым курильщиком. В какие-то дни выкуривала несколько сигарет, в какие-то — ни одной. Она могла выкурить косячок, когда ее угощал кто-то из университетских. В одном из ящиков буфета у меня до сих пор хранился ее практически пустой мешочек марихуаны. Для Ауры ее сад у пожарного выхода был ничем не хуже настоящего садика на заднем дворе наших соседей снизу, над которым она и сидела. Я часто дразнил ее, мол, она стала как Крамер из сериала «Сайнфелд»: по случаю Дня независимости он ставил шезлонг напротив входной двери и притворялся, будто прихожая — это задний двор домика в пригороде, сидел там с пивом, сигарой и хот-догом.

Однажды утром я вдруг замер на кухне, глядя в окно на стул у пожарной лестницы так, будто никогда раньше его не видел. Именно тогда мне пришло в голову назвать его Стулом Путешествий Ауры. Я представлял, как она медленно спускается сюда в длинном луче желто-оранжевого мерцающего света, с открытой книгой в руках, мягко приземляясь на стул, возвращаясь из своего длительного, таинственного путешествия. Она поднимает глаза от книги, замечает меня, смотрящего на нее сквозь окно кухни, и говорит, как обычно, жизнерадостным, слегка хриплым голосом: привет, mi amor.

Привет, mi amor. Но куда ты уходила? Почему тебя так долго не было? Ведь ты вышла замуж не для того, чтобы путешествовать одной и оставлять меня здесь в одиночестве!

В конце июня, в выходные перед нашим отъездом в Мексику, Валентина и Джим снова пригласили нас к себе в горы. Был поздний воскресный вечер, мы уже возвращались в город, когда Аура и Валентина сказали, что хотят сделать остановку в городишке, куда мы заезжали накануне. Джим, я и их зловонная собака Дейзи остались ждать в машине, и спустя всего пару минут Аура выпорхнула из магазина, сжимая в руках свое новое приобретение — разноцветное лоскутное покрывало ручной работы в прозрачном полиэтиленовом чехле, которое обошлось, как она сказала, всего в сто пятьдесят долларов. Хорошая цена, согласился я, за такое красивое стеганое одеяло, и совершенно новое, а не из траченых молью бабушкиных запасов. В прилагавшейся брошюре говорилось о какой-то американской художнице, которая провела годы, путешествуя по разным странам и изучая текстиль, и теперь создала дизайн этих одеял, которые вручную шили швеи в ее мастерской в Индии.