В назначенный час актовый зал был полон. Тут собрались преподаватели, мои коллеги - будущие режиссеры, начинающие актеры, операторы и еще десятки знакомых и незнакомых лиц. В их числе я с удивлением увидел Басилашвили, Караваева, Топалова, Ларису и еще несколько человек из нашей съемочной группы.
Они смотрели на меня с сочувствием, так же как и Рязанов, и мои коллеги по режиссерским курсам. В глазах большинства остальных присутствующих я заметил неподдельный интерес. Ну, примерно такой же, какой, по моему мнению, был у свободных и полноправных граждан Рима, собиравшихся в Колизее насладиться метаниями гладиатора по арене а затем поднять палец вверх или опустить его вниз... Самое паскудное, что гладиатором на этот раз, похоже, был именно я.
Кто-то мне на ходу шепнул:
- Щас будут разбирать твои художества на Кубе.
Вот тебе раз, и чего же они столько ждали? Почему не устроили судилище сразу по возвращении в столицу? Собирали, как принято говорить, доказательную базу? Ладно, поладим, что мне будут тут впаривать.
В президиуме помимо Веры Георгиевны разместились парторг Михаил Лазаревич Лозинский - невысокий, круглый, подвижный жизнелюб с хитрованистым взглядом, и секретарь комсомольской организации, которую, если ничего не путаю, звали Юля Трофименко. Это была накрашенная блондинистая девица несколько унылого вида, хотя, вероятно, мне так в тот момент просто казалось. Еще я приметил двух незнакомцев. Один - мажористого вида хлыщ лет под тридцать, в костюме с иголочки, то ли импортном, то ли качественного индпошива. Второй - рыжеватый, длинный и тощий как жердь тип прибалтообразной наружности. Даже не знаю, почему я так решил, просто было в нем что-то общее с артистами-прибалтами, игравшими в советском кино фашистов и западных шпионов. Как выяснилось, я не ошибся. Трушина представила его как референта МИДа Карла Яновича Брециса. Мажористый хлыщ оказался сотрудником отдела культуры ЦК ВЛКСМ Владленом Памфиловым.
После представления начался разбор дела слушателя режиссерских курсов ВГИКа Сергея Губернского, которого Трушина, ссылаясь на сведения, поступившие из весомых организаций - многозначительный взгляд в сторону Памфилова и Брециса, кивками подтвердившими ее слова - обвинила в целом букете грехов: позорящем нашу страну поведении за рубежом, пьяных дебошах, хулиганстве в присутствии кубинских товарищей и лично товарища Кастро, исполнении более чем сомнительных с политической точки зрения песен, пропагандирующих чуждые идеи и даже расизм...
Слушая все это, я тихо офигевал.
После выступления Трушиной Лозинский предложил заслушать свидетелей из числа съемочной группы. Первым выступил Басилашвили.
- Я много говорить не буду, - негромко, но так, что его все услышали, произнес народный артист РСФСР. - Скажу лишь, что во время плавания на Кубу и на самом острове во время съемок товарищ Губернский вел себя вполне прилично и профессионально, занимаясь в основном работой. Что же касается банкета по случаю окончания работы над сериалом, то тут я никаких безобразий не заметил, во всяком случае, пока сам находился на банкете. Впрочем, я там был недолго и вскоре ушел отдыхать, поэтому о том, что было дальше, ничего сказать не могу.
Честно говоря, я этого не ожидал, изначально настроившись на негатив когда Басилашвили дали слово. Практически вечный экранный подлец, будущий убежденный либерал - и такое объективное выступление. Может, есть еще шанс не испортиться в будущем?
Следом выступили Топалов и Караваев, которые меня также поддержали. Игорь Андреевич сказал, что после четырех с лишним месяцев напряженной работы в другой стране, в непривычном климате, людям хотелось отдохнуть и расслабиться, что вполне нормально. Ничего криминального в моем поведении он не заметил, ему доводилось бывать на подобных мероприятиях, где все кончалось мордобоем, да и исполненные мною песни по сравнению с матерными частушками, которые нередко исполняет подвыпивший народ на таких банкетах, выглядят достаточно невинно. Во всяком случае, лично он на фронте, да и в мирной жизни и не такое слышал.
Топалова поддержал Элизбар, заявивший в конце своего экспрессивного выступления, что в его родных краях различные радостные моменты жизни отмечают и более шумно.
Лариса, в свою очередь, сообщила, что в ее присутствии я вел себя вполне адекватно, а во время банкета, когда Фидель уехал и мужчины начали выпивать, ей, как и другим дамам, стало неинтересно, и она ушла в свой номер.
Читать дальше