У склепа Нордау, по листочкам, поднесенным к глазным прорезям пуримской маски барана, я выкрикивал эти слова, на гравийной тропинке Саша Файнберг жег охапку чайных роз, гладиолусов, астр, символизируя костер всесожжения, жидкая публичка двоюродных благосклонцев внимала сизым струям и сипловатой патетике, когда я доорал, а он управился с цветами и спичками, косовато, клейкой лентою, кое-как, сикось-накось прилепили к цементу могильного домика лозунговый девиз и, наглядевшись на дымные клубы, махнули всей компанией в паб, где сдвинули столы и отметили представление, по науке — перформанс, макаронами под названьем спагетти. С Файнбергом, крепышом тридцати двух симферопольских лет, завсегдатаем мускульных кабинетов, книгочеем, слегка рисовальщиком, чуточку строчкописцем-каллиграфом, попеременно бодрячком-жизнелюбцем и меланхолическим нытиком, я свел знакомство полугодием раньше: снобирующая поэтка, выпускательница кокетливого журнальчика, чья эфемерность была под стать его содержанию, мирволя провинциалу-крымчанину, а уж он-то, автодидакт, очарованно ловил подол ее покровительств, заслала его ко мне для разговора на тухлую, по обычаю, тему, вот и свиделись в зимнем патио с пальмами, на севере южного города, под теплой облачностью небес. Журнальчик лопнул прежде, чем мы добеседовали, и пленка с двухчасовой болтовней, в мутном течении коей Файнберг восхвалял современность, а я столь же ко времени греб поперек, в печать не попала, но к тому я клоню, что напоследок было мной сказано, забудем глупости, устроим представления, как мы, свободные радикалы, их понимаем. Прямое действие, аксьон директ, прочувствуем опыт на собственной шкуре, нет больше сил вперяться в экран, отвергая реальность.
Я нуждался в партнере и угадал в нем энтузиаста. Сам я был холоднее. Но мне надо было чем-то спасаться. Дом в переулке, бедность, безрезультатное многописание (два пространных труда, зеркальное переложение знаменитого пилигримства, а равно сопоставительный разбор итальянских, лазурно-озерных, прибрежно-адриатических эпизодов Винкельма-на и Гиббона, оба готовые на три четверти, были мной забракованы и едва не попали под горячую, с зажженною зажигалкою, руку) измотали меня совершенно. Я хотел забвения, твердых поступков и обуянности. Мы условились обсудить ситуацию у него на квартире. Хата поразила меня своей красотой: по приезде удалось ему приворожить засидевшуюся девицу из состоятельной старожильческой семьи и взять за невестой хоромы. Рождение двух мальчиков перевернуло половые роли; жена, неприветливая особа, молчащая так, будто вся твоя подлая жизнь оскорбляет ее, вернулась в карьерную службу, наказав мужу сидеть с малышами. Он зарекомендовал себя не просто хорошим — образцовым отцом, мыл, кормил, подтирал, вылизывал, укладывал, баюкал, и все с любовью, и еще успевал изменять благоверной со спелыми девками, она ж, интуитивно встревожившись (женщину не обманешь), но как бы унюхав не самое гадкое, не всю меру падения, мстила по-своему, выдавала ему на карманные нужды обидную мелочь, перебьешься, кобель. Я восхищался его витальностью и надеялся употребить ее для себя, в акционном разрезе. Не прогадал, не прогадал, кроме молодецкого пыла в нем оживился вкус к выдумке, идеи ковались совместно, мы спланировали серию, пронизанную общей идеей, которая, как декларировалось в составленной нами листовке, проясниться должна в тот момент, когда все действия будут осуществлены. Камлание на кладбище по счету было третьим, первым занялись Крест и Зеро, привожу описание.
«Нами был изготовлен из темного дерева Нуль (Зеро) размером 120 х 60 см. 15 сентября 1999 года в 5 часов вечера участники встретились возле Яф-фских ворот Старого города в Иерусалиме и, пройдя через мусульманский квартал в направлении Львиных ворот, вышли на улицу Виа Долороза (Крестный путь). Маршрут включал прохождение всех 14 „станций“, отмечающих остановки Иисуса на пути к Голгофе.
Поочередно неся Зеро, участники действия достигли церкви Гроба Господня и установили Зеро в ряду крестов, прислоненных паломниками к стене храма.
На всем протяжении пути акция документировалась фотографом Давидом Спектором.
Свидетелями действия были: арабские торговцы, жители мусульманского квартала, йешиботники, туристы, паломники, израильские полицейские, священники римско-католической, греко-православной, армяно-грегорианской и коптской церквей.
Целью акции была демонстрация затруднительности современного религиозного высказывания и его неотменяемой нулевой возможности.
Читать дальше