1. В православной части храма окна, выходящие на юг, могут открываться только на время уборки.
2. Православные могут поставить в армянском приделе лестницу для чистки верхней части придела, начиная с карниза.
3. Армяне имеют право чистить северную часть колоннады, в которой помещается православный амвон, только до карниза.
4. По взаимному соглашению устанавливается нижеследующее:
а/. Православные должны закреплять свод завес на нижнем крюке № 2 у основания колонны, расположенной к юго-востоку от левых ступеней, ведущих к яслям. (Этот пункт помощник верховного комиссара подчеркнул синим карандашом).
б/. Вдоль той же колонны естественным образом должен спускаться католический завес, с просветом в 16 см между ним и завесом православным.
в/. Крюк № 1 должен оставаться неиспользованным. (Этот пункт помощник верховного комиссара подчеркнул дважды).
5. В случае инициативы со стороны правительства в деле уборки любой части храма необходимый инвентарь должен быть также правительственным.
6. Вышеуказанный порядок может быть изменен в случае издания в период, предшествующий следующей годичной уборке, соответствующих официальных документов.
— Армяне правы, — сказал помощник верховного комиссара, — дело чистое. Все бы дела были такими.
Мисс Кларк издала один из своих утвердительных возгласов. Она безгранично восхищалась патроном — истерзанным всеми этими ужасными местными сектами, общинами и Бог знает, как их звать, — но всегда спокойным, вежливым и мягким. Чтобы облегчить его бремя, она старалась работать быстро, прилежно, почти не выдавая своего присутствия и выражая свое мнение главным образом с помощью утвердительных возгласов, в которых только и выражались ее подавленные дисциплиной чувства. Помощник верховного комиссара вскоре привык к этим звукам и воспринимал их как экономичный эквивалент словам «да, мистер Гордон-Смит». Скрытый за этими звуками эмоциональный подтекст он предпочитал игнорировать.
Он продиктовал две короткие записки ко второму секретарю, поручая ему составить проект ответа на армянский протест и пообещать (в шестой или седьмой раз) сделать запрос по поводу убоя скота.
Следующим номером был десяток писем с переводами на английский язык от разных арабских нотаблей и деревенских мухтаров, принадлежащих к умеренной парши Нашашиби. В письмах выражалась лояльность к правительству и просьба о защите от террористических банд. В двух письмах ставился наивный вопрос: справедливы ли слухи, что правительство заинтересовано в арабском терроре как средстве избавления от евреев? Если да, то не прикажет ли правительство террористам, чтобы они прекратили вымогательство денег у арабов? Этот вопрос, однако, относился к военному ведомству и к уголовно-следственному отделу.
Передавая письма мисс Кларк, помощник верховного комиссара на секунду задержался мыслью на своем племяннике, младшем офицере Джимми, который неделю назад в стычке с арабскими террористами, напавшими на еврейское поселение, потерял ногу. Слегка смутившись от того, что позволил личным эмоциям вкрасться в дела, он обратился к голубому подносу. Первый документ был отпечатан на знакомом бланке Сионистской экзекутивы и сопровождался знакомой же подписью мистера Гликштейна. Гликштейн просил встречи с Его Превосходительством по поводу репатриации в страну 10 тысяч детей из Германии. Поперек письма энергичным почерком Его Превосходительства было выведено: «Отказать. Дело окончательно решено Заявлением секретаря по делам колоний за № 24 в Палате общин и 8 декабря в Палате лордов».
Помощник верховного комиссара повернулся к мисс Кларк, озабоченно улыбаясь:
— Упорный парень наш мистер Гликштейн, не правда ли?
Мисс Кларк издала свой утвердительный звук, в нем, с одной стороны, выражалось сочувствие шефу, которому Его Превосходительство в очередной раз сплавляет неприятное дело, а с другой — неодобрение по адресу назойливого Гликштейна с его золотыми зубами.
— Напишите, что, к сожалению, Его Превосходительство не может повидать мистера Гликштейна, но что я буду рад с ним поговорить в следующий понедельник в 11 часов.
Переходя к следующему письму, он размышлял том, что Его Превосходительство зашел слишком далеко в своей неприязни к еврейской общине. В течение года он упорно отказывается встретиться с Гликштейном, а на последний официальный прием никто из общины практически не был приглашен. Правда, Гликштейн — личность невыносимая, а его упорство в деле, решенном на уровне Кабинета, и неполитично, и дурного тона, но также дурно демонстративно грубое отношение к представителям общины со стороны Его Превосходительства. Такое отношение вредит справедливому делу и вызывает на администрацию в Палате общин и в Женеве. А уж о нападках мистер Гликштейн и его товарищи позаботятся. Однако…
Читать дальше