Артур Кестлер - Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

Мне бросилось в глаза лицо египтянина — очень смуглого, с голубоватыми белками и гибким телом негритянского танцора. Он стоял в полной неподвижности (состояние, на которое почти никто из евреев не способен), даже зрачки его остановились, вперившись в верхушку башни. Третий, кого я отметил, был худым и неуклюжим молодым человеком, типичным доктором философии (специальность: неокантианство). Пытаясь стоять смирно, он слишком переусердствовал и выглядел так, будто все кости его развинтились от напряжения, и он все пытался подогнать их на место слабыми, почти незаметными движениями. Я поклялся себе, что не невзлюблю его, и нарушил клятву к концу первого куплета. Между тем Габи при виде египтянина растаяла (кажется, она способна испытывать оргазм от одного только созерцания), в то время как худое птичье личико Сарры приняло чопорное и негодующее выражение, как всегда при виде мужчины, действующего на ее голодную плоть. Продолжая петь, я подумал, что, хотя девять из десяти мужчин безусловно предпочтут Габи, психологически ситуация такова, что египтянин, возможно, заинтересуется Саррой. Затем я взглянул на Моше, поющего против меня во весь голос, в то время как его опытный глаз оценщика скользит по сваленным в кучу на грузовике вещам, которые с завтрашнего дня станут собственностью киббуца и обогатят его запасы.

Исполнив гимн, мы все устремились в столовую, и процесс знакомства начался. Макс тут же взял под свое крыло толстую девушку, как бы принюхиваясь к ней и что-то втолковывая (вероятно, о необходимости развивать арабские профсоюзы). Она слушала его с восхищением в добрых коровьих глазах, явно не понимая ни слова. Эллен, время от времени искоса взглядывая на меня, была занята серьезным разговором с доктором философии. Дина, как всегда при встрече с новоприбывшими из Европы, была безучастна. Она сидела с краю скамьи, вяло уставившись в тарелку. С тех пор, как она вернулась из больницы, голубоватые тени под глазами углубились, и она стала еще красивей.

Мы старались вовсю, и все же пройдет немало времени, пока новенькие почувствуют себя действительно дома и мы их окончательно примем как своих. И даже тогда между ними и нами останется едва заметная, неуловимая разница, которая будет сказываться в наших отношениях. У них не будет тех воспоминаний о ранних днях, которые навсегда останутся при нас, они не поймут многих наших шуток. Для них мы всегда будем старожилами, аристократами с Мейфлоур, да и мы сами в глубине души будем чувствовать то же самое. Что ни говори, — разве мы не возродили это место? А когда приедет следующая группа, она будет смотреть на обе предыдущие с одинаковым восхищением и почтением, не в состоянии уловить между ними разницу. Так последний пришедший в приемную врача и не знакомый с установленной до него иерархией, причисляет всех к одной категории «тех, кто был здесь до него».

Это патрицианское высокомерие до некоторой степени останется у нас навсегда, и в свое время мы, первые 37 человек, превратимся, как это было в Дгании, Хефци-Бе, Кфар-Гилади, в живописных стариков с трубками, подагрой и бородами, как у пророков — уважаемыми, легендарными и довольно утомительными… Конечно, те из нас, кто уцелеет.

Позже

Прибытие группы молодежи было менее вдохновляющим, правду сказать, даже довольно тягостным. Я не первый раз испытываю страх перед нашим молодым поколением. Эти 25 юношей и девушек довольно типичные сабры — все родились и выросли в стране, всем им от 16 до 19 лет. Большинство из них — сыновья и дочери поселенцев из Петах-Тиквы, Рош-Пина, Метулы и других поселений старого типа, созданных до киббуцов. Остальные приехали из города. Школа и молодежное движение свели их вместе. Они проведут 6 месяцев у нас и примерно через год поселятся на земле, обещанной им Национальным фондом, в восточной части долины Изреэль. Всего их 150 человек, на время профессионального обучения они разбились на более мелкие группы.

Все это прекрасно. То, что многие из молодых уроженцев страны стремятся жить коммунами, это хороший признак. Выбор для них облегчается нашей пропагандой в школах, где все учителя принадлежат к партиям Мапай или Мапам. Профсоюз учителей зорко следит за тем, чтобы ни один правый еретик не затесался в стадо, с чем я вполне согласен: всякое образование основано на пропаганде того или иного образа жизни, почему же нам не пропагандировать то, во что мы верим? И все же существует разница между нами, приехавшими из-за границы, чтобы найти пути для новых форм общественного и национального существования, и ими, кто вливаются в готовую форму под руководством старших. Для нас наш выбор был свидетельством революционного неприятия прошлого, для них это акт конформизма. Но не это важно. Когда эксперимент выкристаллизовывается в организационную форму, это только доказывает, что он удался. Нам не нужны романтика и постоянные треволнения. Мы хотим, чтобы народ стал жить естественной жизнью. И если молодое поколение хочет подражать нам, надо только радоваться.