Иэн Макьюэн - Закон о детях

Мысли ее были неожиданно прерваны. Повернув на площадку, она увидела в двери судью Шервуда Ранси, он поджидал ее, с ухмылкой потирая руки в подражание театральному злодею – показывая, что имеет нечто сообщить. Шервуд был в курсе всех местных сплетен и с удовольствием их передавал. И он был одним из немногих коллег – если не единственным, – кого она старалась избегать. Не потому, что он был неприятен. Наоборот, он был очаровательным мужчиной и все свободные часы посвящал благотворительной организации, которую давно основал в Эфиопии. Но у Фионы с ним было связано тяжелое воспоминание. Четыре года назад он разбирал дело об убийстве – история, о которой до сих пор было жутко думать и мучительно – молчать, как принято. И это – в славном маленьком мирке, в деревне, где они привычно прощали друг другу оплошности, где всем иногда доставалось от Апелляционного суда, грубо отменявшего их решения. Но то была одна из тяжелейших ошибок правосудия в современности. И у Шервуда! К всеобщему изумлению и ужасу, он с необъяснимой доверчивостью принял мнение математически невежественного свидетеля-эксперта и отправил невиновную безутешную мать в тюрьму за убийство собственных детей – чтобы ее травили сокамерницы и демонизировала бульварная пресса. Первая ее апелляция была отклонена. Когда ее, наконец, освободили, она спилась и умерла.

Дикая логика, приведшая к этой трагедии, до сих пор не давала Фионе спать по ночам. На суде сообщили, что вероятность синдрома внезапной детской смерти – одна девятитысячная. Следовательно, утверждал эксперт обвинения, вероятность смерти двух детей одних и тех же родителей – это число, умноженное на себя. Восемьдесят одна миллионная. Почти невероятное событие, то есть мать, очевидно, приложила к этому руку. Мир за стенами суда был в изумлении. Если причина синдрома генетическая, она относится к обоим детям. Если причина – в окружающей среде, она тоже относится к обоим детям. Если обе эти причины – они относятся к обоим детям. И напротив: какова вероятность того, что в благополучной, нормально обеспеченной семье двое младенцев будут убиты матерью? Но возмущенные статистики, эпидемиологи и специалисты по теории вероятности были бессильны вмешаться.

В минуты разочарования в правосудии ей достаточно было вспомнить дело Марты Лонгман и ошибку Ранси в подтверждение мысли, что закон, как ни любила его Фиона, в худших своих проявлениях не осел, а змея, ядовитая змея. На беду, Джек заинтересовался тем делом и, когда ему хотелось, когда у них случались размолвки, темпераментно поносил ее профессию и ее причастность к ней, словно она своей рукой написала то решение.

Но кто мог оправдать судейских, если первую апелляцию Марты Лонгман отклонили? Дело исходно было фикцией. Патолог по необъяснимой причине умолчал о решающем факте – агрессивной бактериальной инфекции у второго ребенка. Полиция и Королевская прокурорская служба вопреки всякой логике добивались осуждения, медицинское сообщество было обесчещено показаниями его представителя, и вся система – сборище безответственных профессионалов – обрушилась на добрую женщину, уважаемого архитектора, довела ее до отчаяния и до смерти. Столкнувшись с противоречивыми заключениями нескольких экспертов-медиков о причине смерти детей, суд глупо предпочел вердикт «виновна» вместо того, чтобы занять позицию скептицизма и неопределенности. Ранси, по общему мнению, был милейшим человеком и добросовестным, трудолюбивым судьей. Но когда Фиона услышала, что оба патолога и врач вернулись к работе, она не могла с собой справиться. Это дело вызывало у нее тошноту.

Ранси приветственно поднял руку, и ничего не оставалось, как остановиться и быть любезной.

– Дорогая.

– Доброе утро, Шервуд.

– Прочел чудесный маленький диалог в новой книжке Стивена Сэдли. Прямо для вас. На суде в Массачусетсе. Придирчивый адвокат на перекрестном допросе спрашивает патологоанатома, был ли он вполне уверен, приступив к вскрытию, что пациент мертв. Тот отвечает: абсолютно уверен. Да, но как можно быть уверенным? А так, отвечает патологоанатом, что мозг пациента находился в банке, которая стояла у меня на столе. Однако, говорит адвокат, не мог ли пациент еще быть жив тем не менее? Что ж, отвечает тот, мог быть жив и заниматься где-то адвокатской практикой.

Он расхохотался, закончив рассказ, но при этом смотрел ей в глаза – передалось ли ей его веселье. Она постаралась как могла. Юристы больше всего любят анекдоты о своей профессии.