Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии

Как и прошлая, и позапрошлая, эта ночь была для него потеряна. Кто его знает, зачем понадобилось двум полицейским обходить холм дозором! Пришлось спрятаться за дерево и прождать несколько часов, пока треклятый дозор шлялся туда-сюда по лесу. Разве станешь тут смотреть западни и собирать добычу — да за пару кроликов они тебя оштрафуют на сотню дуро, а то и упрячут в тюрьму на недельку-другую!

Кому, скажите, будет плохо, если ты поймаешь кролика? Но нет, нельзя — можно только работать. Это пожалуйста. Трудись как лошадь с утра до вечера, ты сам, жена, дочка, сын. Тут Шеек вполголоса выругался. Ну да, конечно, работай как проклятый за свои жалкие песеты и ходи вечно драный и чумазый…

Голытьба, такая, как он, обычно напивалась по субботам — пить в будни было не на что. Шеек тоже пил: вино облегчало и веселило душу, и потом на неделе, ломая камень в карьере, на солнцепеке, он с удовольствием вспоминал, что вот придет суббота — и снова будет вино, и снова полегчает.

Шеек огляделся. Холм мерцал неподалеку серебристо-голубым пятном, более светлым, чем окружающая долина; но как подойдешь поближе, то увидишь, что светлое пятно сплошь исчерчено табличками, на которых большими буквами написано: «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Работать — да, сколько угодно; но, если захочешь поставить капкан — поймать двух-трех кроликов, тут тебя допекут рассказами о частной собственности…

Что говорить, у кого-то есть и двустволка, и собаки — такому охотнику везде раздолье. А ты продирайся по лесам, пока не встретишь хороший кустарник, где бы поставить капкан, да чтобы не просто кустарник, а такой, где наверняка есть норы — иначе зря потратишь и время, и силы… А такой найдешь только в частных владениях. Эх, ружье бы купить!.. И Шеек сплюнул себе под ноги.

Показался мостик через ручей. Подул приятный свежий ветерок. Шеек присел свернуть цигарку. Подумал, что завтра — то есть сегодня — придется вкалывать за милую душу, а поспать удастся часа три, не больше. Потом будет на обед тарелка горячей фасоли, от которой такая тяжесть в желудке, словно его камнями набили. А в воскресенье сын придет из приходской школы и скажет: священник говорил в проповеди, что родители тоже должны ходить в церковь, а жить одними лишь мирскими интересами есть суета и гордыня и наслаждения надо презреть и отвергнуть. Сын, маленький Шеек, принесет с собой литографию, на которой будет изображен святой — в длинной разноцветной хламиде и с венчиком вокруг головы.

Много раз во время работы в карьере Шеек вспоминал потом эти венчики, блестевшие, как блестит солнце в нарядных детских книжках. Нет, не в книжках — а как то яростное, неистовое солнце, что проникает тебе под темя, ложится камнями в желудке вместе с горстью фасоли, давит на плечи и гнет к земле — проклятой красной земле… Добро хоть, сейчас земля была по-лунному бледно-голубой и свежий ветерок ничем не напоминал о раскаленном полуденном дыхании солнца.

Он свернул цигарку и сунул в рот. Чиркнул спичкой.

— А-г-г… а-р-р-р, — раздался рядом глухой звук, и Шеек вздрогнул.

Погасив спичку, он быстро пригнулся, прячась за опорой моста. Это могла быть полиция. Прошла минута-другая — и он наконец поднял голову и робко выглянул. Там, внизу, на гладких белых камнях пересохшего русла, он увидел скорчившееся тело человека, старавшегося подняться. Шеек молча следил за ним. Человек снова упал, уткнувшись лицом в землю. Тогда Шеек вышел из укрытия и не спеша спустился.

Некоторое время он смотрел на человека, не решаясь к нему прикоснуться. Волосы лежавшего были мокры от крови, кровь была на руках, на одежде… Немного поодаль, зарывшись в кусты, валялся мотоцикл.

Шеек взял лежавшего за плечи и перевернул на спину. Человек открыл глаза — мутные оловянные глаза, едва заметные на темном от крови и грязи лице.

— Ше… е… ск…

И вдруг он узнал этого человека: сеньор Бенет, из банка. Говорить несчастный уже не мог, дышал тяжело, содрогаясь всем телом, как будто воздух входил и выходил из него через все поры. Надо было что-то делать: человек умирал.

Выпрямившись, Шеек в смятении смотрел на раненого. Надо же было что-то делать… Поблизости никого. Если взвалить человека на плечи и нести, то он истечет кровью по дороге. Мотоцикл?.. Может быть, мотоцикл можно хотя бы катить? Он посадит Бенета в седло и так, толкая, довезет его до поселка. На дороге, неподалеку отсюда, начинается долгий, пологий спуск…

Он пошел поглядеть. Мотоцикл, как видно, налетел на большой камень и был искорежен так, что страшно глядеть. А дальше, за мотоциклом, голубая земля пестрела белесоголубыми пятнами, в гуще которых валялся разбитый железный ящик. Шеек наклонился и тронул пятна рукой: это были банкноты, много банкнотов, некоторые из них рваные. За его спиной сеньор Бенет снова застонал.