Пере Калдерс - Рассказы писателей Каталонии

Не далее как сегодня за ужином сын смеялся, когда узнал, что Жозеп идет стеречь генету. «Потратишь ночь ради какой-то чепухи, отец. Лучше бы продал усадьбу — и давай откроем бар на берегу. Туристов будет наезжать чем дальше, тем больше, вот увидишь. Куры, боже ты мой, большое дело — куры!.. Курице красная цена — десять-пятнадцать дуро, а я это получаю чаевыми за час-другой». А Рафаэль сейчас, думал Жозеп Ботинес, тоже, наверное, веселится на лужайке с цветными фонариками, танцует небось с какой-нибудь из этих иностранок, белокурых, стройных, загорелых. Таких женщин, как сейчас у Рафаэля, у его отца никогда не было. Да и не будет. В молодости, бывало, когда он выходил найти себе женщину, иногда его подзывала к себе какая-нибудь этакая — пышная, величественного вида. Но, когда разденется, оказывалось, что у нее живот как бочонок и отвислые груди и движется она машинально, словно думает о чем-то другом… А у Рафаэля теперь все сплошь иностранки. Нет, не будет он крестьянствовать, Рафаэль-то, не будет помогать отцу, как, бывало, в детстве…

Жозеп Ботинес с горечью оглядел свои поля: вся его жизнь, жизнь его отца и деда прошли здесь, под этими деревьями, на земле, которую он любил и которая, он это ясно видел, начнет приходить в запустение, пока ее хозяин будет стареть. Лес станет теснить поля, фруктовые деревья от старости засохнут. Все так и будет, если только сын не продаст усадьбу кому-нибудь со стороны… Сейчас, среди величественного спокойствия ночи, Ботинес вдруг почувствовал, как он одинок — и как устал.

И тут его тончайший слух уловил легкое царапанье по стволу дерева. Нервы мгновенно напряглись, зрачки расширились; он обшарил взглядом темноту: одна тень чем-то неуловимым выделялась среди других теней. Это мог быть заяц, собака… Вдруг какое-то животное пробежало прыжками сквозь заросли астрагала, мелькая среди его высоких стеблей. Жозеп замер, следя за движущейся тенью, и быстро, заученным движением приложил приклад двустволки к плечу. Потом затаил дыхание.

Генета выскочила на открытое пространство и замерла, вытянув шею, облитая лунным светом. Большое животное, длиной около метра, на коротких лапах, палевый мех усеян черными пятнами. А стелившийся за нею и будто дышавший хвост был похож на ожерелье из черных и белых колец. До чего же пышный хвост! Мех зверя блестел и переливался, быстро посверкивали беспокойные глазки. Морда дрожала, жадно принюхиваясь. Жозеп наводил мушку быстро и четко, палец уже слегка давил на курок.

Генета повернула голову, прислушиваясь, и вся подобралась. Вдали, расплываясь в воздухе, снова раздался звук трубы. И нежданно-негаданно на Жозепа Ботинеса нахлынуло волной отчаяние. Ну да, он убьет генету, сейчас, сию минуту… а еще через несколько лет умрет и он сам, и осиротевшие поля станут пустошью, целиной. Он смотрел на великолепного зверя, застывшего прямо перед ним, невдалеке: оба они были существа одного мира, который уходил, исчезал, гибнул безвозвратно. Сын, Рафаэль, уже не пойдет за плугом по полю, не соберет шелушить миндаль с деревьев и не сядет в засаду подстерегать какую-то генету. Старый Ботинес явственно ощутил странную, но неразрывную связь между собой и этой наглой хищницей. И почувствовал, каждой клеткой своего тела почувствовал, что со смертью этого зверя погибнет, безвозвратно погибнет часть его самого. И дуло ружья стало клониться в сторону.

И тут генета прыжком рванулась вперед. Инстинктивно Жозеп быстро навел ружье и спустил курок. Грохнул выстрел, и подпрыгнувший зверь перевернулся в воздухе. Жозеп выстрелил из другого ствола. Тело животного били резкие судороги, из пасти доносилось сухое отрывистое тявканье. Не теряя ни секунды, крестьянин перезарядил ружье и слез с дерева. Когда он подошел, зверь, чья грудь и полголовы были изрешечены двумя зарядами дроби, уже не дышал. Светлый мех прочертили ярко-алые струйки крови. От распластавшегося на земле тела животного исходил тяжелый смрад.

Жозеп Ботинес долго стоял, глядя на мертвую хищницу. Потом рассеянно и ощущая ничем не заполнимую пустоту внутри взял генету за хвост и, волоча ее по земле, пошел к дому. Медленно, очень медленно он шагал среди серебристых теней миндальных деревьев. Огромная луна заливала мир ослепительным светом.

Шеек ускорил шаг. Там вдали, низко над горизонтом, висела огромная желтая луна, заливавшая долину голубоватым сиянием. Тишина, даже сверчков не слышно; деревья и камни, казалось, растворились в черноте теней. Часа два ночи, а до Андрача еще полчаса ходьбы, если не больше.