Просто непонятно, как могла она заболеть, когда кругом было столько целебных трав. В своей борьбе с недугами Марианжела, по ее собственному утверждению, полагалась на лекарства, данные нам самой природой. Эту веру с нею разделял мой первый учитель латыни, отец Силви Саперес. Ближе к вечеру, когда опускается туман и начинает блестеть влажная мостовая, священник входил в лавочку знахарки, кто знает зачем — может, чтобы поделиться замечательным рецептом, найденным в записях Женовера де Виланана, ученика сеньора Вей, землепашца из Ла-Перы. Над прилавком в аптеке Марианжелы красовались два аляповато написанных портрета: один претендовал на сходство с Линнеем, другой — с Жауме Салвадором. Вдоль стен тянулись ряды бесчисленных ящичков, полных корешков, засушенных побегов и листьев; на каждом ящичке белела наклейка с народным и латинским названием растения в соответствии с познаниями отца Силви Сапереса, который привел в порядок запасы лечебных трав. Почти под самым потолком шла деревянная галерея, откуда с помощью приставной лестницы можно было достать до верхних полок. Возвращаясь с занятий, я останавливался и смотрел, как на тускло освещенном квадрате окна вытягивались и колыхались две тенимой учитель и Марианжела то склонялись над прилавком, то исчезали в таинственной глубине дома. Выйдя на улицу, капеллан принимался читать латинские стихи или спешил открыть мне слабительные свойства очитка едкого и добавлял, что примочки из настоя этой травы — прекрасное средство от опухолей лимфатических желез. Потом мы рассматривали ботанический атлас монсеньора Себастиана Кнейпа, приобретенный в книжной лавке Жозефа Кезеля в Кемптене. Чудесные то были годы! Чудесные, хотя люди вокруг напряженно и настороженно смотрели друг на друга и ждали, когда же иссякнет поток крови, льющейся под солнцем и дождями, поток крови, который столько всего смел на своем пути: мой мир, мир моей матери и моего бедного друга Салома, царство ему небесное. Во время уроков капеллан смаковал цитаты из классиков, перекатывая их во рту, словно миндальные орешки из Синеры, и требовал, чтобы я объяснил ему значение таких слов, как vomer или paludamentum [25] Лемех… военный плащ (лат.).
. Иногда мой отец присутствовал на занятиях и, улыбаясь, глядел, как я обливаюсь потом над совершенно бессмысленным, по его мнению, предметом, но ни во что не вмешивался, ибо взирал на мир с добродушным оптимизмом прекрасно обеспеченного человека. У отца начались тогда приступы кашля и несварение желудка. Капеллан посоветовал ему принимать сразу после обеда столовую ложку настоя шалфея, смешанного для вкуса с каплей водки и сахаром. Отец пил анисовую, а шалфей потихоньку выливал и спешил уверить матушку, что чувствует себя гораздо лучше. Узнав о прописанном лекарстве, Марианжела сказала, что лично она порекомендовала бы кошачью мяту.
— Nepeta cataria? Никогда! Ее назначают при истерических припадках, — заявил священник.
Матушка часто жаловалась на нервы и выпила изрядное количество настоя валерианы, правда без существенных результатов. Зато нельзя не отметить, что на хроническую экзему нашей Секундины весьма благотворное влияние оказала мазь из корневища купены, истолченного и смешанного с салом. В данном случае рекомендации священника и Мариан-желы полностью совпали.
Лампочка в лампе знахарки то и дело мигала, разливая тусклый неверный свет, точно керосиновый фонарь. Зыбкая тень Марианжелы двигалась в окне и вдруг замирала — значит, хозяйка теперь уже одна в пустой аптеке. Нашла наконец необходимое лекарство. Иногда по вечерам к ней заходила итальянка с умным грустным лицом, которую у нас все называли Летицией и которая жила с каким-то художником в мансарде под самой крышей. Тучная сеньора Фрамис также посещала Марианжелу. Офелия Фрамис носила парик и водила за собой на поводке хрипящего пекинеса. Свои дряблые телеса она облачала в длиннейшие платья, отчего становилась похожей на астролога из карнавального шествия. Бывало, я встречал в аптеке эту даму, когда запасался лакрицей и анисовыми конфетами с тмином, а под Рождество — мхом и остролистом, чтобы устроить дома маленькие ясли с фигурками Девы и волхвов. Я дружил со знахаркой и как мог защищал ее, если Секундина, любившая позлословить, говорила, будто Марианжела скупа и наживает деньги ворожбой. Секундина намекала на поздних посетителей, которые щедро оплачивали советы травницы и лекарства от каких-то неведомых болезней. Люди видели, добавляла служанка, в аптечном чуланчике остриженные ногти, пряди волос и человечков из воска.
Читать дальше