Смерть Мадроны была первым ударом, постигшим семью. Вскоре мать разбил паралич, и несчастная постепенно впала в полный идиотизм. Сидя в инвалидной коляске, она визжала, изрыгала проклятия и не давала никому ни минуты покоя, словно хотела наконец отвести душу после стольких лет смиренного молчания. Светская жизнь стала совершенно невозможной для сестер, а вслед за одиночеством пришло и полное разорение семьи, которая неизвестно каким образом вдруг оказалась без гроша. Отец уверял, будто в свое время растратил все средства на поправку здоровья.
И тем не менее, пока он был жив, Жинебредам удавалось сохранить хотя бы видимость прежнего благополучия. Каждое лето сестры отправлялись вместе с разбитой параличом матерью на дачу — этот дом семья снимала уже много лет подряд. Когда-то девочками они резвились с кузенами в саду, где посередине журчал маленький фонтан, а кругом росло с полдюжины розовых кустов и акаций. Жила там и старая черепаха, которая поедала ломтики помидоров и листья салата. Сидя в саду, Амелия и Элпидия вспоминали Мадрону, превращенную их воображением то ли в прекрасную фею, то ли в святую. К вечеру обе сестры чувствовали себя совершенно подавленными. Плыли по небу облака, незаметно, час за часом, скользило время, хрустела салатом черепаха. Дочери-сиделки устраивали мать, слюнявую и беспомощную, под какой-нибудь акацией; так проходили дни, серые и однообразные, пока сеньора Жинебреда наконец не преставилась. Теперь, если Элпидия была в состоянии, сестры совершали прогулки до той самой дачи, останавливались у стальной ограды, подолгу смотрели в сад и думали обо всем сразу — о Мадроне, о родителях и о черепахе. Грусть притупилась, стала смутной и далекой, слабой, как их собственное дыхание. Чтобы выразить такую грусть, слова не нужны, довольно одной улыбки. В саду по-прежнему журчал фонтан, а кругом росло с полдюжины розовых кустов и акаций.
Пришло время — и отец тоже умер. К старости он превратился в господина благообразной наружности, ходил опираясь на палку и поигрывал в ломбер в каком-то заштатном клубе. Сеньор Жинебреда смежил очи со спокойным безразличием хорошо воспитанного человека и оставил дочерей на произвол судьбы. Вспоминая его, сестры произносили задумчиво, без тени упрека: «Ах, если бы нас видел бедный папочка!» Отец возглавлял вереницу призраков былых времен, былых празднеств.
Амелия и Элпидия получили самое изысканное образование, для них нанимали частных учителей, из коих наиболее достойной внимания является Адела Монтолиу. Родом из знатного семейства, пришедшего в упадок, Адела была старой девой лет тридцати пяти, по-солдатски подтянутой, близорукой, безвкусно одетой, романтически настроенной и чрезвычайно comme il faut [22] Соответствующей правилам приличия ( франц .).
. Жила она с матерью, настоящей дамой, некогда очень красивой, которая разорила своего супруга, с чисто спортивным азартом практикуясь в грехе прелюбодеяния. Уродливая Адела, обреченная, напротив, неустанно следовать правилам строгой морали, преподавала сестрам Жинебреда французский и историю, руководствуясь кратким изложением Анкетиля. Под ее наблюдением девицы читали французские романы. Во-первых, произведения мадам Штольц: «Магапи», «Белый дом», «Злоключения мадемуазель Терезы», — далее непременно мадемуазель де Флерио, а также «Элиан» и «Анна Северен» мадам Августус Кравен. Повзрослев, сестры получили разрешение ознакомиться, разумеется во французских переводах, с книгами госпожи Марли: «Вторая жена», «Дом Шиллинг», «Маленькая принцесса де Брюйер». Тайком же девушки, всю жизнь читавшие только по-французски, проглотили несколько занимательных историй Бурже и даже пару сладострастных творений Прево.
Адела Монтолиу диктовала им «Напутствия матушки своим детям» мадам де Ламбер и обожала повторять, что «Les vertus des femmes sont difficiles parce que la gloire n’aide pas a les pratiquer. Vivre chez soi, ne regler que soi et sa famille, etre simple, juste et modeste, vertus penibles, parce qu’elles sont obscures. II faut avoir bien du merite pour fuir l’eclat et bien du courage pour consentir a n'etre vertueuse qu’a ses propres yeux [23] «Стезя женской добродетели крута, ибо ту, что идет по ней, не ждет в награду мирская слава. Редко покидать свой дом, заниматься лишь собою и своей семьей, быть простой, справедливой и скромной — все это нелегкий труд, так как он скрыт от людских глаз. Нужно обладать большой силой духа, чтобы бежать суеты света, и большим мужеством, чтобы быть единственной свидетельницей своих достоинств» (франц.).
. Кроме того, учительница научила их отличать point a l’aiguille от dentelle duchesse и от point a la rose [24] Виды кружева.
. Сестры Жинебреда могли рассуждать о достоинствах и особенностях алансонского, миланского и брюссельского кружева, а также фламандского, английского и венецианского и беседовать о многих других утонченных и бесполезных предметах. Больше они ничего не знали.
Читать дальше