Чарльз Мартин - Между нами горы

Я проснулся глубокой ночью. Валил снег, брезент низко провис под его тяжестью. Я стряхнул снег, пожевал холодное мясо, попил воды и высунул голову наружу. На севере между облаками зиял просвет. Натянув ботинки, я нацепил снегоступы и отправился на разведку. Дорога вела в гору, и я поднялся еще на несколько сот футов. Ближе к вершине дорога стала сужаться и петлять. Обнадеживало одно: дальше предстоял спуск. Дорога резко свернула влево, и я замер, затаив дыхание. Мои натруженные ноги быстро затекали.

Низкие облака облепили горы, как ватные тампоны на ранах. Дальше, миль на тридцать-сорок, простирался просвет. Я прищурился. Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил, что предстало моему взору.

Я отвязал брезент от осины, сложил его и разбудил Эшли. Она вздрогнула.

– Что такое? В чем дело?

– Хочу вам кое-что показать.

– Прямо сейчас?

– Да.

Я впрягся в сани и потащил их наверх. Один я преодолел подъем за четверть часа, а сейчас мучился целый час. Я торопился, надеясь, что небо останется ясным хотя бы еще немного и что она тоже сможет увидеть то, что видел я. У меня болели мышцы живота и шеи, я задыхался, ремни врезались в плечи.

Мы повернули, я поставил сани над обрывом и стал ждать нового прояснения. Ветер пронизывал меня насквозь. Я напялил куртку и всунул руки в рукава. Через несколько минут облака разомкнулись, открыв прежний вид. Я показал Эшли пальцем на то, что разглядел раньше.

На расстоянии миль сорока мерцал слабый свет. Дальше, к северу, к небу тянулся дымок.

Эшли вцепилась в мою руку. Мы не произнесли ни слова. Облака то сгущались, то разлетались, подчиняясь порывам ветра. Я снял показания компаса, дождавшись, пока успокоится стрелка. Триста пятьдесят семь градусов, почти строго на север.

– Что вы делаете? – не выдержала она.

– Страхуюсь на всякий случай.

Всю ночь мы таращились вдаль в надежде на то, что в облаках появятся новые дыры. У них был оранжевый оттенок, намекавший то ли на уличные фонари, то ли на какую-то другую подсветку снизу. Вдруг там прячется что-то крупное, вдруг этот объект удастся высмотреть издали? В конце концов на востоке взошло солнце, и мы потеряли из виду искомую точку. Весь мир снова укутался белым ковром.

Дорога опять привела нас на высоту 11 тысяч футов. Мне был нужен сон, но я знал, что не усну – слишком велико было возбуждение. Мы молча бороздили снег, думая об увиденной картине, о мире, где есть электричество, водопровод с горячей водой, микроволновые печи и кофе.

Гора превратилась в плато, и мы преодолели несколько миль по вершине мира. Ветер мерно и сильно дул мне в лицо, обжигая кожу. Воздух был разреженный, снег колол щеки. Я наклонялся вперед, ловил воздух ртом и мысленно считал мили. Их оставалось примерно сорок пять.

«Сорок две мили до света… – бормотал я. – Сорок одна миля…»

Когда оставалось сорок миль, мы достигли горной седловины, защищенной от ветра выемки. На ее дне нас ждала новая хижина для замерзших бедолаг. Она была существенно просторнее первой, с тремя железными кроватями, накрытыми матрасами, очагом и кучей дров, которых хватило бы на всю зиму. Над дверью была надпись «Домик лесника». Внутри я нашел такую же табличку, как в первой хижине.

Благодаря прихваченному с собой баллончику со сжиженным газом разжечь огонь не составило труда. Я просто сложил дрова, обрызгал их и поднес спичку. Огонь сразу занялся и пополз вверх. Убедившись, что он не потухнет, я стянул с себя мокрую одежду и развесил для просушки. Потом уложил Эшли, плюхнулся сам и уснул без задних ног.

Меня разбудила Эшли.

– Вы меня слышите, Бен?

– Слышу…

Уже совсем рассвело. Солнца не было, но и снега, к счастью, тоже – пока. Я не знал, который час, но, скорее всего, близился полдень.

– Долго же вы спали!

Я озирался, пытаясь вспомнить, где мы.

У меня ужасно ныли ноги, саднило ступни и все тело с ними тоже. Я сел, и у меня тут же свело мышцы ног и живота. Я долго потягивался, приводя себя в порядок. Эшли подала мне почти полную бутылку воды комнатной температуры. Я хлебнул и испытал сладостное облегчение.

За едой я гадал, как далеко мы сможем уйти за этот день. Через полчаса я уже тянул за собой сани.

Эшли аккуратно дернула за свой шнурок.

– Бен?

– Что? – отозвался я через плечо.

– Вы, случайно, не знаете, какой сегодня день?

– Двадцать седьмой.

– Завтра будет четыре недели? – Я кивнул. – Значит, сегодня суббота?