Урсула Ле Гуин - Индеец с тротуара [Сборник]

Лоретта снова хихикнула. Фрэнк, решив, что она над ним потешается, отложил в сторону свою трубу.

— Привет тебе горячий! — обиженно произнес он. — Надо же человеку слегка поучиться. Ладно, дома потренируюсь. Черт с тобой, Лу! Давайте споем, что ли?

Лоретта села за пианино и осторожно пробежалась пальцами по клавишам. К ее удивлению и восторгу, в ответ прозвучали чистые стройные звуки. Пианино уже настроили!

Лоретте тут же захотелось играть, но Улисс сказал:

— Чего-то мне неохота. Не знаю никаких приличных песен. — Он подмигнул Лоретте и кивнул в сторону Фесса; тот задумчиво стоял в дальнем конце залы, с демонстративным безразличием разглядывая потолок.

— Хватит его дразнить, — шепнула Лоретта и заиграла «Блюз». После первых же аккордов лицо Фесса расплылось в самодовольной, глуповатой улыбке. Насколько все-таки эта улыбочка симпатичнее его прежнего оскала, подумала Лоретта. Стоит только польстить его тщеславию, и он из рыкающего льва превращается в домашнюю киску.

В последнее время Фесс и в отношении газеты стал более сговорчивым. По просьбе Лоретты мисс Ходжес согласилась представлять газетные материалы на одобрение Фессу, а не наоборот: дескать, он главный редактор. Немногие учителя пошли бы на такое. Получив эту уступку, Фесс тут же сделал ответный шаг, предложив мисс Ходжес возглавить выпуск следующего номера, поскольку свой номер он уже выпустил. Не желая уступать ему в благородстве, мисс Ходжес отказалась. В результате никто теперь не знал, кто же из них в конце концов главный. Чему они собирались посвятить следующий выпуск газеты, Лоретта также не знала. Ей было известно лишь, что в нем будет помещен какой-то материал из истории негритянских народов. Возможно, о негритянском искусстве, догадывалась Лоретта. Она недавно рассказала мисс Ходжес о своем разговоре с Донной, в котором Донна утверждала, что Лореттины предки не сочинили ни одного стихотворения.

— Но как ты могла поверить в подобную глупость, Лоретта! — удивлялась учительница. — Наш народ всегда был и остается самой творчески одаренной частью населения Америки. Наша музыка, наша поэзия, наши танцы…

— Теперь-то я знаю, — отвечала Лоретта. — Слепой Эдди мне так много рассказывал. Но в школе нам об этом никто не говорил. Почему, мисс Ходжес?

— Не знаю, — сразу же помрачнела мисс Ходжес. — Вероятно, кому-то выгодно делать из этого тайну.

— А почему вы нам об этом не расскажете?

— Миленькая моя! — Мисс Ходжес погладила Лоретту по голове. — Пойми ты простую вещь: у меня, как у всякого служащего, есть свое начальство, и оно говорит мне, чему я должна учить детей. Если я вдруг начну преподавать по собственной программе, мне не поздоровится.

— Да нет, я хочу сказать — здесь, в клубе, — терпеливо уточнила Лоретта и добавила: — Знаете, я теперь вовсе даже не считаю Лонгфелло таким хорошим поэтом. Многое из блюзовой лирики Слепого Эдди мне кажется лучше его стихов.

Мисс Ходжес некоторое время обдумывала ее слова, потом ответила:

— Многие наверняка с тобой согласятся, Лоретта… Хорошо… Мне, правда, придется для этого изучить гору материала ведь и меня никто не обучал истории негритянских народов. Но хорошо, я попробую. Если мне удастся подготовить несколько хороших лекций, я попрошу Фесса опубликовать их в газете.

Это-то и задерживало теперь выход следующего номера «Правды за неделю», которая угрожала стать ежемесячником. Зато первый выпуск газеты прочел весь город. Только сейчас Лоретта начинала осознавать результаты этой популярности. Первый из них — громадная толпа на похоронах Джетро и присутствие на них высоких должностных лиц. Но то было лишь начало.

Они как раз добрались до середины «Блюза голодного кота», когда в мастерскую вошли трое хорошо одетых мужчин. Незнакомцы отряхнули обувь от снега, выдохнули из легких морозный воздух и поставили на пол громоздкие, тяжелые чемоданы. В квартале Саутсайда они выглядели так же странно, как белые медведи — в Африке.

— Только что вошли трое белых, — сообщила Лоретта Слепому Эдди, заметив, как напряглось его лицо.

— Ты уверен, Фред, что мы попали туда, куда надо? — спросил один из вошедших.

Самый старший и самый высокий из них заглянул в какую-то бумажку.

— Он говорил: Лэмберт-авеню, 1343. Вроде все правильно… А вот и они, — сообщил он своим спутникам, заметив стоявших возле пианино ребят. — Ну, чего остановились, ребятишки? Не обращайте на нас внимания, пойте себе как ни в чем не бывало.