Шаукат Сиддики - Божий поселок

повышение. За такую взятку можно джагир получить, а не только теплое местечко. Вот так-то, друг мой, Хочешь быть большим человеком, учись. Это самый верный путь.— Инаят громко расхохотался.

Он был пьян и без умолку говорил, язык у него заплетался. Салману начинала надоедать его болтовня. Он собрался уходить. Инаят пытался удержать его, но, видя, что это бесполезно, тоже встал. Выходя из зала, Салман увидел Джафри. Он сидел за столиком один и пил. Салман весь похолодел. Значит, Инаят говорит правду. Значит, Джафри продал Рахшиду Брайту? Он все еще не мог поверить. «Нет, не может этого быть! Рахшида, наверно, дома».

Но дома ее не было. Салман не спал почти всю ночь, жена так и не вернулась. Утром он нашел ее спящей в постели. Служанка сказала, что она пришла, когда в соседней мечети уже читали утреннюю молитву.

Салман достал свой охотничий нож, щелкнул пружинкой— лезвие выскочило с легким звоном. В длинные одинокие вечера Салман теперь часто извлекал из ящика нож и рисовал в своем распаленном воображении картины убийства. Вот он закалывает Джафри. Раз... раз... А теперь Рахшиду. Бог знает, сколько раз в долгие бессонные ночи он мысленно убивал их, видел их окровавленные трупы.

Каждую ночь он придумывал новые планы мести, но утром находил их неподходящими и откладывал осуществление до следующего раза.

Примерно через неделю после происшедших событий Джафри появился у них в доме веселый, блистательный, как раз в то время, когда они пили чай. Выпятив грудь, он гордо произнес:

— С меня причитается, можете назначать день, когда нам лучше устроить кутеж.

— О, у вас сегодня удача?—кокетливо спросила Рахшида.— Что случилось?

— Сначала напои меня чашкой горячего чаю.

— Кажется, что-то необычное?

Джафри сел, откинул назад голову, потом артистическим жестом уронил ее на грудь.

— Ваш покорный слуга назначен управляющим отделом. Он будет получать две тысячи рупий в месяц. Ну, как?

Салману захотелось плюнуть ему в лицо. С какой гордостью он сообщает это! Ему не следовало так хвастать хотя бы перед Рахшидой, потому что именно она послужила ему ступенькой к этому высокому посту. Вдруг Салман подумал о своей роли. Он гораздо хуже Джафри. Жена изменяет ему на глазах, а он молчит. Его охватило чувство стыда, негодования, ненависти, презрения к самому себе.

После ухода Джафри и Рахшиды он долго сидел, обдумывая сложившееся положение. В отчаянии он решил было покончить жизнь самоубийством, полагая, что это будет наказанием для обоих. Но потом передумал, остановившись на другом плане, который начал приводить в исполнение на следующий же день.

Когда Салман положил перед Джафри заявление об уходе с работы, тог изумленно уставился на него.

— Ты увольняешься? Что это с тобой случилось?

— Я собираюсь написать еще одно заявление. Хочу просить вашей помощи. Я решил развестись со своей женой.

— Чем же я могу помочь тебе в этом?

— Я хочу, чтобы она не требовала с меня обратно приданого.

— Ты разговаривал об этом с Рахшидой? По-моему, тебе следует сначала поговорить с ней.

— Я бы просил вас поговорить с ней от моего имени.

Джафри долго сидел молча, что-то обдумывая, потом

попытался отговорить его от этого шага.

— Советую тебе не делать этого. Рахшида хорошая женщина. Неужели тебе не жалко бросать ее?

— Нет!—сухо ответил Салман. И, немного помолчав, спросил: —Так вы поговорите с Рахшидой?

— Хорошо,— неохотно согласился тот.— Но все-таки тебе не следует так поступать.

— Господин Джафри! Почему вы все время даете мне советы? Если вы получаете зарплату в две тысячи рупий, это совсем не значит, что вы умнее меня в пять раз.

Джафри не рассердился. Видя, как возбужден Салман, он решил молча проглотить эту пилюлю.

— Хорошо, хорошо. Я сегодня же поговорю с Рахши-дой.

Салман вышел из кабинета начальника и решил, что ему нет смысла сегодня работать. До позднего вечера он бродил по улицам. Дома он застал жену и Джафри. Они сидели рядом, Салман молча опустился в кресло напротив. У Рашхиды лицо было печально, она нервничала.

Воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своем. В комнате казалось неуютно, словно кто-то умер и они втроем сидят у тела покойника.

— Я только что поговорил с Рахшидой,— прервал затянувшееся молчание Джафри.— Ей очень больно. Я еще раз вынужден предупредить тебя, что ты совершаешь ошибку.

Рахшида сидела, низко опустив голову. По лицу ее прошла тень. Салман, ни слова не говоря, вышел в другую комнату, взял из ящика стола охотничий нож и вернулся. Увидев в его руке острый клинок, оба застыли, как зайцы перед удавом.