— Chi lo sa? — осторожно ответил я.
Он снова посмотрел на свои часы, золотую «омегу».
— К сожалению, должен вас покинуть. Может, еще увидимся? Кто знает? На каком-нибудь конгрессе…
Я тепло поблагодарил его, и мы вежливо распрощались.
После его ухода я опустошил еще бутылочку минеральной. Было пять часов вечера. Во всех больницах выписка осуществляется до полудня, особенно по субботам. Кого бы мне найти, кто мог меня оформить?
Я прогулялся по отделению и наконец наткнулся в ординаторской на двух санитаров, живо обсуждавших футболиста, цветные фото которого украшали спортивный журнал. È cosi belissimo! È cosi erotico! [115] Такой красивый! Такой эротичный! (итал.)
Я попытался объяснить им, что хочу уйти.
— Camera trecentuno [116] Триста первая палата (итал.).
.
— Trecentuno?
Моей фамилии не было ни в журнале, ни в компьютере. Казалось, никто не знал о моем существовании. Я был невидимкой.
В конце концов одна санитарка объяснила мне, что нужно пройти в администрацию, на первый этаж. Однако на выписке никого не было. Естественно, поскольку все они уходили еще до полудня. Я заметил только огромного кота, венецианского сориано, спавшего на подоконнике. Посетители уже начали покидать больницу. Так что после шести вечера, когда время посещений закончится, я легко смешаюсь с ними. Я вернулся в палату, чтобы немного привести в порядок одежду. Порывшись в карманах пиджака, я нашел сложенную вчетверо купюру в пятьдесят тысяч лир в верхнем карманчике. Кто ее туда сунул? Конечно же, Оливия, ассистентка профессора, когда утром заставляла меня ходить с закрытыми глазами.
Было четверть седьмого, когда я, потерявшись в шумной толпе венецианцев в черных костюмах, вышел из больницы. Никакой охраны у входа не было. Я быстро прошел по рио ди Медиканти до причала. Первый вапоретто до вокзала был сорок первый. «Старина сорок первый, это наша последняя поездка вдвоем», — подумал я.
Невольно я поискал следы метро в стороне от причала. К своему удивлению, обнаружил, что не могу вспомнить ничего из моих прошлых поездок на сорок первом, не могу вновь пережить те чувства, которые вызывали у меня встречи с Муранеллой… Муранелла… Бог ты мой, кажется, что с тех пор прошли месяцы. «А всё эти проклятые лекарства! Настоящая химическая лоботомия», — подумал я.
На вокзале Санта-Лючия я взял билет. И слава богу, так как по пути до Болоньи дважды приходил контролер. Этот пассажирский поезд делал остановки по всем пунктам. Я прибыл в гостиницу лишь в восемь вечера. Было уже темно. За стойкой меня встретил Серджио, старший консьерж, в роскошном синей униформе, похожей на адмиральский мундир.
— Добро пожаловать в отель, профессор. Вы пойдете в ресторан?
Он с любопытством оглядел мой грязный, мятый и рваный костюм и кроссовки.
— Конечно, — ответил я. — Только переоденусь. У меня были кое-какие приключения в Венеции. Знаете, в этом городе, оказывается, совсем небезопасно!
— Да, я в курсе, профессор. Нам звонили из полиции. Там возник небольшой скандал, в особенности из-за этой вашей истории с мессой для кошек. Вас не отлучали от церкви? А то они нам сказали… Слава богу, в газетах ничего не появилось, а большинство отдыхающих, которых вы знаете, сегодня уехали… Я все же надеюсь, что вы сохраните хорошие воспоминания о своем пребывании, — добавил он, подавая мне пару конвертов, ожидавших меня в ячейке. Одна записка была от Наташи: «До свидания и удачи Вам!». Вторая — от Людвига Манна: «Welcome. Завтра, в воскресенье, в десять утра в парке. Gute Nacht».
Я поднялся в номер и из изумительно красивого чемодана из кожи дикой свиньи, купленного в Абано, достал свою старую одежду. Мой новый костюм пребывал в таком состоянии, что его оставалось только выбросить. Там же я обнаружил мои старые туфли. Я не осмелился пойти в ресторан в кроссовках.
Войдя в зал, я неспешной походкой гордо прошел к своему столику. Мне вовсе не хотелось выглядеть виноватым. Оставшиеся старые отдыхающие почти все меня приветствовали: кто кивком головы, кто улыбкой, кто улыбкой и легким взмахом руки, кто шепотом. Однако некоторые, особенно женщины, усердно изучали карту вин, делая вид, что меня не замечают. Мои старые соседи, Наташа и парочка «Круппов», уехали. Меня окружали бледные, как таблетки аспирина, новые отдыхающие, которые ничего не знали о моих похождениях.
Стильно одетый метрдотель спросил меня, как всегда:
— Professore, vino bianco?
Он не улыбнулся и не подмигнул, всё — как ни в чем не бывало.
Читать дальше