Виктория Беляева - Корпорация

От сердца отлегло. Прибывает, значит. Неясно, правда, почему Малышев, какое он имеет касательство к снежнинским делам. Ну, да ладно. Все же из высших сфер человек, а значит – шевелится Москва, беспокоится. Пойдут, пойдут они на уступки!…

И, довольно улыбаясь, Пупков отдал приказ собирать людей.

… В тесноватый зал Дворца культуры Малышев ворвался, как Петр Первый: долговязый, стремительный, в парусившем пиджаке. В руке то ли трость, то ли жезл императорский. Прямо по Пушкину: Его глаза Сверкают. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь – как божия гроза.

Какие-то люди поспешали за ним – он не обращал на них внимания. Остановился. Повел этими своими сверкающими глазами. Скривился – до того не понравились набыченные лица собравшихся.

Еще в самолете продумал речь – жесткую, убедительную, аргументированную. Но, вглядевшись в забастовщиков, понял – речь пройдет мимо ушей. Не услышат, потому что слушать не настроены вовсе, а настроены на очередную подачку. Ну, будет вам подачка!…

Он оглянулся на низенький подиум, где за полированным столом президиума пылились ветхие драпировочки, а рядом – белая глянцевая доска, нелепо смотрящаяся в совковых декорациях.

Повинуясь мгновенному порыву, Малышев, не здороваясь, и не утруждая себя приветственным словом, метнулся к доске, «жезл» свой бросил на стол – и стало ясно, что никакой это не жезл, а в трубку скрученная бумага, тотчас с мягким шелестом и развернувшаяся. Выловил в ложбинке толстый маркер и вывел крупно на доске:

$ 1.000.000

Обернулся и пояснил злобно:

– Вот столько, по самым малым оценкам, компания потеряет от простоя одного плавильного цеха в течение суток. А вы, как мне помнится, недельной забастовкой грозите?

Следующую цифру начертал бестрепетной рукой:

$ 7.000.000

– Прямой убыток за семь дней.

Еще одна цифра:

+ $ 1.000.000

– Это неустойка за зафрахтованное судно, стоящее под погрузкой. На складе-то готовой продукции в запасе нет? Значит, судно будет ждать, а деньги будут идти…

+ $ 2.000.000

– Это стоимость электроэнергии, которая будет расходоваться вхолостую на поддержание простаивающих печей, на освещение и отопление всего заблокированного участка.

+ $ 20.000.000

– Оплата простаивающим не по своей вине коллективам.

+ $ 30.000.000

– Неустойка за срыв контрактов поставок. Прибавьте еще аренду пустующих складов в Роттердаме, падение цен на бирже, когда поступят первые партии металла после перерыва, налоги… Вот так, примерно:

+ $ 30.000.000

Подчеркнул размашисто (маркер истошно взвизгнул), и –

= $ 90.000.000.

С тихой яростью банкир обвел зал глазами. Ноздри точеного носа раздулись, челюсти сжались. А когда разжались, уронили тяжело и горько:

– И вот это, господа карбонарии, убыток компании за неделю ваших бесчинств.

Зал зароптал. Послышались реплики: «А нам какое дело?» и «Врет он все!», кто-то спросил: «А карбонарии – это что еще такое?», – но большинство присутствующих цифрой впечатлились.

– И цифра эта, – не повышая голос, но все же покрывая гул, продолжил Малышев, – равна, без малого, сумме, которую компания ежемесячно выдает своим работникам в качестве заработной платы. Одна неделя этих ваших сумасбродств оставит работников компании без зарплаты.

Притихшие было забастовщики оживились, загалдели в полный голос: «Нету у вас таких прав!», «Попробуйте только!» – и еще что-то в том же роде, но Малышев жестом заставил замолчать и разъяснил, как несмышленым детям:

– Зарплаты не будет не потому, что мы такие вредные. А потому, что свободных денег у предприятия нет. Отрывать из тех средств, которые отпущены на модернизацию? – он дернул бровью, – Не будем мы этого делать. Опыт показал – прожрать можно сколько угодно, а на стареющем оборудовании работать не только нерентабельно, но и опасно. Поэтому деньги, отпущенные на реконструкцию, никто трогать не позволит. Равно как и средства, предназначенные для выплаты налогов. Где еще прикажете брать?

– Займете! – крикнули из третьего ряда.

– Это у кого же? – прищурился Малышев, – И подо что?

– У себя и займете! – и в третьем ряду засмеялись в несколько голосов.

– Мой банк под такую аферу ни копейки не даст, – отрезал Малышев, – И никакой другой – тем более. Так что, можете бастовать. Но в понедельник во всех газетах будет написано: профсоюзные лидеры Снежнинской горной компании оставили стотысячный коллектив без зарплаты. А там посмотрим, что с вами этот самый стотысячный коллектив сделает. – и, не слушая гневных выкриков, Малышев вернулся к доске и маркером постучал по девяноста семи миллионам, – Вы гробите собственную компанию, по глупости и из упрямства подставляя под удар ее бизнес, ее репутацию. А знаете, почему?