Саша Филипенко - Травля (сборник)

Наши ночные дороги – Газданову бы понравилось. Папа считает, что это сблизит нас. Он полагает, что сможет вернуть меня, но я протестую. Я все время молчу.

Всякий раз, когда рядом останавливается иномарка, я с завистью смотрю на ее обладателя. Я вспоминаю времена, когда и мы могли позволить себе такую тачку. Если за рулем оказывается женщина – я представляю, что однажды буду обладать такой. Мне не важно, красивая она или нет, мне кажется, что в дорогих иномарках не бывает уродин. Понятная красота. Я отношусь к заточенным в «мерседесы» женщинам, как к принцессам в замках, которых однажды во что бы то ни стало освобожу.

В ту ночь отец останавливается на заснеженной площади. Пока я опускаю стекло, перед нами резко тормозит желтая машина. Из нее выбегают двое, вытаскивают отца. Я даже слова не успеваю сказать… Мужики несколько раз бьют папу битой и валят на снег…

До свиданья, Газданов – доброй ночи, Ремарк. Ничего особенного – борьба за клиента. Пока таксисты избивают отца – я не шевелюсь. Я ничего не боюсь. Вдвоем мы бы дали отпор этим ублюдкам, но я сижу на месте. Я просто смотрю. Думаю, в этот момент я искренне полагаю, что отец все это заслужил.

Папа лежит лицом в снегу. Куртка задралась – я вижу его голую спину. От окровавленной слякоти идет пар. Отец в сознании, но не встает. Я слышу, как он тяжело дышит, но все еще не подхожу. Это продолжается не более двух минут.

Я выхожу из машины, только когда таксисты уезжают. Папа улыбается. Лицо грязное, зубы в земле и крови. Я думаю, что он сейчас начнет орать, но и в этот раз отец решает проучить меня. Говорит, что я правильно поступил. Приказывает мне сесть за руль – у него сломаны обе руки.

Вот оно – мое первое вождение. Аварийка, рельсы, Садовая. Я притормаживаю – машина глохнет. Папа смеется. Я злюсь. Отец говорит, что сцепление нужно выжимать, когда вставляешь передачу, но что то же самое следует делать, когда тормозишь, – не объясняет. А откуда мне знать? У нас всегда были коробки-автомат.

– Лев…

– Не перебивай!

На Новый год мне дарят кроссовки. Ты получаешь мои старые игрушки, а мне полагается пара «Реабек». Выглядят они как настоящие, но я-то понимаю, что это подделка. Все смотрят на меня, ждут, что я обрадуюсь, но я очень зол. Я бросаю тапки под елку (которую, кстати сказать, отец собрал из двух плешивых) и ухожу в туалет. Я помню, что мама стоит возле двери и все шепчет мне: «Лев, милый, да что с тобой не так?».

После зимних каникул я возвращаюсь в новую школу. На улице мороз, на мне подарок от самого бедного в Восточной Европе Деда Мороза – белые кроссовки на три носка. Я надеюсь, что ребята будут завидовать. Им можно наплести все что угодно, думаю я. Вы ничего не понимаете! Это настоящий «Рибок», новая коллекция, специальная серия! Именно поэтому здесь другие буквы в названии…

Я хочу быть крутым… Очень… Мне важно вернуть все то, что я потерял. Я как-то даже не думаю, что в этой школе про подделки все всё знают гораздо лучше меня… Твоего брата, конечно, раскалывают и предлагают ответить. За то, что «гонщик».

Появляется план «б». В это время у меня с мамой один размер ноги. С синяком под глазом я прошу дать мне ее старые белые кроссовки с лампочками. «Но они же женские, Лев!» – «Нет-нет!» – уверяю я…

Женские-женские… Мои новые одноклассники замечают и это. Очередной провал. Будьте любезны – разучите роль петуха. Ребята знают, как со мной общаться, – у многих сидят отцы и братья. Я ожидаю новый виток травли, но меня спасает то, что не становится отца.

На выходе из школы меня встречают два мужика. Говорят, что папа попросил подбросить домой. У них джип. Я счастлив! Я думаю, что это отец уговорил старых друзей подвезти меня. Одноклассники, которые весь день издевались надо мной, протирают глаза. Вот это победа, вот это да! Я, конечно, ничего не понимаю. Мужики обычные, нормальные, совсем нестрашные. Меня привозят в какой-то офис, сажают к компьютеру, говорят: «Играй!». Я сажусь и, конечно, не понимаю, что уже больше часа нахожусь в заложниках. Все это время ублюдки пытают моего отца.

Через два часа компьютер вдруг выключают. Мне велят идти домой. Пешком. Я хамлю похитителям: «Что за херня, мужики, зачем вы вообще притащили меня сюда?». Даже странно, что они не трогают меня.

Папа ничем не выдает себя. Готовит ужин, слушает любимый концерт Эльгара, играет с тобой. Только бомбить отказывается, говорит, что сердце болит. Вечером, пожелав всем спокойной ночи, отец уходит в свою комнату и через несколько часов умирает.