Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

…потянулся навстречу ее губам, и Дина ответила на мой поцелуй, но при этом руками уперлась мне в грудь, словно мы не спим вместе два-три раза в год уже шесть с половиной лет, словно это первый раз, и я должен заново ее соблазнить! Она отстранила меня, вспоминает Оливер, и я даже растерялся, пробормотал что-то вроде да ладно тебе! – и, черт возьми, это те самые слова, которые нельзя говорить женщинам! Я смотрел на ее татарское лицо, широкие скулы, огромные распахнутые глаза и хотел сказать совсем другое… но это «другое» разрушило бы всё, что нас связывало. По этому я и сказал да ладно тебе! – и Дина передернула плечами и отошла к окну. Я и сейчас вижу ее фигуру, такую знакомую и родную, на фоне открыточного сан-францисского даунтауна с небоскребами, устремленными в небо как символы власти и желания…

…желание – конечно, ты его сразу чувствуешь. Как только он сел рядом – я сразу поняла. Конечно, я не подала виду, только кивнула, а потом повернулась к Яне, стала устраивать поудобней. Открыла детское издание Толкина, начала читать, демонстративно артикулируя русскую речь: мол, я иностранка, может, и не говорю по-английски, даже не смотри на меня, понял? Наверно, потому что он сразу мне понравился: чем-то похож на Митю, с которым мы тусили когда-то на Гоа. Но за две недели, что я гостила у двоюродной сестры, мне ужасно надоели разговоры с американцами, все – как под копирку: «Ах, почему вас зовут Инга? Такое интересное имя». «Потому что мой папа хотел назвать меня Инна в честь мамы, но мой дед, академик Борджевский, оказался суеверным и запретил два одинаковых имени в одной семье. Поэтому меня назвали Инга». Похоже, этого разговора не избежать и в этот раз, но чтобы его отсрочить, я читала Яне про Серебристую Гавань, откуда последние эльфы уплывают в страну за морем.

– А страна за морем – это Америка? – спросила Яна.

– Нет, – ответила я, – это волшебная страна кельтов, Гринленд.

– Гренландия? – удивилась она.

– Нет-нет, Гринленд. Волшебная страна. Зеленый край за паром голубым.

– Ага, – кивнула Яна, – я поняла. Читай дальше!

И я читала.

И я читала, пока книжка не закончилась. И тогда Бен сказал еще! – и я начала сначала, эту странную, никому не известную сказку, которую пару лет назад купила на каком-то гараж-сейле. Я, вспоминает Света, сначала удивилась – русская книжка, изданная в Шанхае, откуда тут, в Сан-Франциско? Я, конечно, знала – первая волна, Харбин, Шанхай, Калифорния… но семья совсем американская, хотя поди знай, кто там затесался полвека назад? Обложка была оторвана, и на титульном листе я сначала увидела только название – «Танец воды» – и вот эту нелепую картинку с куклой, сидящей по пояс в волнах, а внизу «Шанхай 1934», ну да, сначала название и выходные данные, и только потом подняла глаза и увидела фамилию автора. И тут я вцепилась в эту книжку и спросила цену таким голосом, что хозяйка от испуга брякнула: «Десять баксов!» – хотя красная цена была полдоллара, но, видимо, такое у меня было лицо или там голос, что…

…такой голос, что я не могла с ним даже по телефону говорить. Артур там у себя в Азии называл какие-то цифры, а я в Лондоне сжимала трубку так, что костяшки белели, и радовалась, что никто не видит, как под столом у меня дрожат колени, слабым отзвуком той вибрации, которую его голос вызывает где-то в животе.

Никому об этом, конечно, нельзя было рассказать – меня бы тут же уволили, а я как раз шла на повышение. Я даже думала написать Джейн на ее Кубу, но, кажется, у меня не было ее адреса, а электронная почта – черт знает, кто ее читает, даже если из дома писать. Да и Артур всегда предупреждал: береги себя, меня вот с детства учили не доверять людям. Я спрашивала: а мне ты доверяешь? – и он отвечал: ты не человек, ты – ангел.

Невидимый ангел проходит между рядов. Он целует заснувшую Яну – ее сны чисты и прозрачны, как всплеск крыльев, он третьим присаживается к старому физику и пьянеющей журналистке… громкие слова их разговора не могут заглушить тихий шелест их мыслей:

– Да, журналистика и наука закончились, в XXI веке их не будет. Мне семьдесят, я еще застал поколение, приветствовавшее ХХ век. Им казалось, что новый век будет веком науки и информации…

Зачем я это говорю? Я-то знаю, что поколению моего деда не было дела до науки. Сэр Эдуард Грей – и наука? Смешно представить!

– Я представляю, как где-нибудь лет сто назад два наших двойника – журналист и ученый – беседуют вот так, как мы. И ученый говорит, что мы символизируем два полюса ХХ века. Невероятное стремление проникнуть вглубь, добраться до сути вещей – и поверхностность, возведенную в абсолют.