Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Даже когда вода схлынет, город уже не будет прежним. Мы навсегда запомним, как непрочен наш мир, под поверхностью которого клокочет и бурлит первозданный темный хаос.

В сумеречный полдень Валентин поднимается на колокольню Нотр-Дам. Потоп разливается перед ним во всем своем величии. Готический собор возвышается островом среди бушующих волн, бескрайняя Сена несет вывернутые с корнем деревья… они застревают в арках мостов, создавая новые и новые плотины. Редкие лодки и плоты скользят по улицам, превратившимся в реки. Но набережная Лувра, с удовлетворением отмечает Валентин, все-таки устояла.

Ледяной ветер и вечный дождь разогнали с колоннады обычных зевак. Лишь одна фигура, перегнувшись через парапет, нависает над городом, подобно горгулье. Валентин окликает: это Кинэт, революционный приятель Саркиса.

– Ты слышал, что они задумали? – говорит Кинэт. – Со дня на день объявят военное положение. Луи Доссе в городском совете орал вчера, что правительство не справляется с ситуацией, нужна сильная рука. И L'Action Francaise подхватил ту же песню.

– Но ведь они в оппозиции, – возражает Валентин. – Не они решают про военное положение.

– Они только делают вид, что против правительства. На самом деле – заодно. Еще когда Лепен и Бриан призвали на помощь армию, я понял, к чему все идет.

– Но солдаты всего-навсего помогают бороться с наводнением, – говорит Валентин, ежась от холода.

– А также расстреливают мародеров, – отвечает Кинэт. – Или тех, кого они считают мародерами. Ты думаешь, наводнение – случайность? Нет, все так и было задумано. Смотри сам: первыми под водой оказались бедные пригороды, все эти Берси, Жавель, Альфорвиль, в результате – тысячи рабочих без жилья и работы. Они деморализованы, не организованны, вырваны из привычной среды. Теперь в город вводят войска и объявляют чрезвычайное положение. Под шумок ликвидируют рабочие организации, арестовывают лидеров, развязывают террор. Тот же семьдесят первый, только без Коммуны. Так устроен капитализм – любую катастрофу он использует для борьбы с рабочим движением.

– Вряд ли кто-то специально устроил потоп, – говорит Валентин, но Кинэт не слушает:

– А теперь я скажу тебе главное: они просчитались. Им нас не победить, что бы они ни придумали. Ты думаешь, что я тут делаю? Молюсь? Любопытствую? Нет, я прозреваю будущее. Они рассчитывали, что вода не доберется до богатых кварталов, что бедняки, как всегда, заплатят за усиление власти реакционеров. Но посмотри – Елисейские Поля под водой, Большие бульвары под водой, площадь Оперы клокочет, как один большой водоворот. Чудом им удалось спасти свой Лувр. Они не учли ни канализации, ни метро – всех подземных путей, по которым прошла вода. И точно так же они не учитывают силу нашего подпольного движения. Когда придет срок, рабочие поднимутся и новым потопом зальют улицы Парижа. Несколько лет назад, Первого мая, вместо демонстрации мы вышли на Елисейские Поля – просто прогуляться. Видел бы ты, как дрожала в своих домах вся эта сволота! А то была только репетиция – придет время, и мы пройдемся по этим улицам могучей волной! Сегодня я возвещаю великий грядущий потоп, который зальет эти улицы не водой, а кровью!

Кинет нависает над городом, судорога искажает лицо, рука вздымается к небесам римским салютом. Кажется, еще мгновение – и черной пророческой птицей он оторвется от парапета, взмоет к свинцовым небесам, призраком распахнет крылья над Парижем, над Францией, над Европой…

– Этого должно хватить, чтобы вернуться в Россию, – говорит Николай, отсчитывая банковские билеты. – Похоже, Париж не совсем твой город.

Несмотря на раскаленную печку, Валентин все еще дрожит. От мокрой шинели идет пар. Почему он не пошел вместе с Николаем сразу после их встречи? Даже не догадался сказать, что его квартира затоплена…

– Спасибо, – говорит он, – я обязательно отдам. Пришлю из России. Или отдам там, если вы приедете…

– Вряд ли, – говорит Николай, – я уже как-то не представляю, что мне там делать. Десять лет в Европе, меня там все позабыли небось.

Валентин возмущенно трясет головой.

– Ну а раз не забыли, то прокляли. Позор семьи, либертен и развратник, Содом и Гоморра.

– Нет-нет, – неубедительно возражает Валентин, – я всегда… я всегда буду о вас только хорошее… вы мне так помогли…

– Ерунда, – говорит Николай, – просто родственники должны помогать друг другу. А что до денег – я, Валя, хорошо заработал на этих снимках: Саркис продал едва ли не сотню отпечатков. Мишель Строгофф один взял штук тридцать.