Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

На полированном дубовом столе в личном кабинете – три огромных монитора, по черным экранам ползут зеленые цифры. Дочь Джонатана – если она у него будет – увидит черно-зеленый компьютерный узор только в фильме «Матрица»: графические интерфейсы уже на подходе. Джонатан, как всегда, чует, откуда дует ветер, – в длинных позициях у него Apple, IBM и Microsoft .

До плоских жидкокристаллических экранов тоже осталось лет десять-пятнадцать – и пока биржа с гроздьями пузатых мониторов, зависших под потолком, напоминает инсталляцию Нам Джун Пайка.

Джонатан убежден, что цены на работы корейца взвинчивают его коллеги-трейдеры – небось видят что-то неуловимо родное в монументальных композициях с буддами и телевизорами. Норме даже в голову не приходило, хотя это она профессионал в том, что касается арта.

Люди искусства вообще плохо понимают скрытую механику рынка – даже если это арт-рынок.

Джонатан берет трубку радиотелефона – по-своему столь же массивную, как и мониторы на столе.

– Милая, привет. Поужинаем?

Каждый раз, услышав голос Нормы с ее новоанглийским акцентом, Джонатан усмехается про себя. Если бы родители дожили, они бы сказали, что он путается с шиксой , – но, черт возьми, ее гойские предки обживали берега Потомака, когда его идише предки прятались от козаков по своим польским и венгерским местечкам. По идее ее должны были бы звать «Норма-младшая-младшая» или даже «младшая-младшая-младшая», потому что Бродхеды питают пристрастие к имени «Норма» и помнят свою родословную минимум до середины XIX века.

– Да, только не поздно, – говорит Норма, – я же улетаю сегодня в Бостон.

Черт, опять забыл! – думает Джонатан. – Вот дырявая голова!

– Конечно, я помню, – говорит он. – День рождения троюродной бабушки? Или юбилей двоюродного дяди? Короче, большой семейный съезд Бродхедов и всех-всех-всех.

Норма смеется. Слава богу, пронесло. Только скандала в начале рабочего дня не хватало.

– В семь у La Boue d'Argent , – кивает он, – договорились?

Цифры на мониторе, деньги на счетах, голоса брокеров в телефонной трубке. На самом деле Джонатан работает не в кабинете – его разум хищной птицей летает по информационному суперхайвею, в пространстве сверкающих силовых линий, в галлюцинаторном мире, где стоимость акций то распускается волшебным цветком, то схлопывается хищной актинией. Не то Кастанеда, которого Джонатан не читал в колледже, не то фильм «Трон», который он не смотрел ни в кино, ни на видео.

Джонатан не любит ни книги, ни фильмы. Из всей индустрии развлечений он признает только world music и contemporary art . Музыка подчеркивает достоинство hi-fi -стереоцентра Bang & Olufsen , а искусство – о, искусство имеет тенденцию дорожать!

Так Джонатан и познакомился с Нормой Бродхед – выпускницей Нью-Йоркской школы визуальных искусств, наследницей старинной WA S P ’овской семьи, живым воплощением тех самых старых денег . Девушкой, которая могла себе позволить не беспокоиться о карьере и не думать о финансовых перспективах, а держать небольшую галерею в Сохо. В галерее выставлялись только те художники, которые нравились Норме.

С точки зрения Джонатана, такой бизнес-подход никуда не годился – если бы Норма допустила его, Джонатана, до управления галереей, он бы выстроил сбалансированную стратегию, диверсифицировал риски, разработал долгосрочный план. Однажды он не удержался и изложил свое видение:

– Надо вложиться в тех, кто точно будет расти. Энди Уорхол, Рой Лихтенштейн, французы начала века… застраховать как следует и повесить в галерее, объявив, что они не продаются, потому что ты очень любишь эти работы. А когда люди потянутся к тебе, как в Метрополитен или МоМА, сможешь впаривать им любое современное фуфло с маржой процентов 50 % как минимум. Потому что у тебя будет репутация женщины, которая так прекрасно разбирается в искусстве, что может позволить себе не продавать Уорхола и Шагала.

Они лежали в огромной спальне Джонатанова лофта. Минуту назад Джонатан гладил полные груди Нормы (да, когда такое лежит в ладони, сразу чувствуешь: весь мир – твой!), но пока говорил, рука замерла – он весь сосредоточился на словах, на идеях, которые так щедро ей дарил.

Норма поджала тонкие губы и передернула плечами:

– Милый, мне не интересно. Слишком скучно. Занимайся своими акциями, а мои картинки оставь мне.

Джонатан замолчал и вернулся к Норминым грудям. Он знал, что прав: стратегия математически выверенная, учитывает движение рынка и психологию потребителя. Как всегда, когда его предложения отвергали, он обижался и злился, будто отвергли его самого. Доктор Кац много говорил с Джонатаном об этом – но в тот раз удалось обойтись без его методики: в постели у Джонатана были свои способы вернуть уверенность в себе.