Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Скажи мне, ты хотя бы плакала? Я никогда не спрашивала, но ты плакала о нем? Он таскался за тобой полгода, верный паж и преданный паладин, ты смеялась над ним, дразнила недоступной наготой, но ведь после смерти он заслужил хотя бы нескольких твоих драгоценных слезинок?

Он бы сравнил их с жемчугами – да, оригинальные сравнения никогда не были его сильной стороной.

В «Бродячем кролике» летнее солнцестояние всегда отмечали специальным представлением. Мне не хотелось идти, но ты сказала, что будешь танцевать, и кривила губы так жалобно и капризно, что в конце концов я согласилась.

Поначалу нам с Ариадной пьеса не понравилась: то была история дряхлого умирающего Пьеро, а мы были слишком молоды, чтобы думать о смерти от старости. В поисках спасения Пьеро бежал к врачам, потом – к священникам, следом – к новомодным шарлатанам, но никто не в силах был помочь ему. К нему пришел Арлекин и привел акробатов, актеров, поэтов, ораву танцовщиц, трех волшебников, толленбургских студентов-гуляк и путешественника с Тапробаны. Все вместе они запели гимн «Кролика»:

И тут, поначалу никем не замеченная, на сцену вышла ты.

Синий плащ скрывал тебя с головы до пят, и мы с Ариадной, переглянувшись, решили, что, вероятно, под ним ты совсем нагая.

Ты прошла вдоль задника и безмолвно присела на скамью. Поэты читали свои стихи (поэты были настоящие), танцовщицы одна за другой кружились в танце, Пьеро мало-помалу оживал и смеялся вместе со всеми. В конце концов все пустились в пляс, казалось, только ты оставалась неподвижной. Кто-то обратил на тебя внимание и попытался увлечь за собой. Медленно, словно нехотя ты поднялась со скамьи, а потом сбросила плащ.

Мы с Ариадной ошибались – ты была закутана в тончайший тюль, но на этот раз на нем были нарисованы кости. Ты повернулась к зрителям, и все увидели, что лицо твое закрывает маска – улыбающийся оскал черепа. Актеры замерли, а ты, взяв за руку Пьеро, повела его за кулисы… хоровод гостей потянулся следом как зачарованный. Но едва ты уже почти достигла занавеса, снова заиграла музыка – и ты пустилась в пляс.

Наверное, то был лучший твой танец – сначала сомнабулически-медленный, потом все быстрее и быстрее, движения резче и порывистее, нарисованные кости кружились, словно листья, подхваченные ветром. Пьеро, Арлекин, волшебники, танцовщицы и студенты неслись вслед за тобой по сцене.

Внезапно ты сорвала маску – и я увидела, что ты смеешься. Рот твой был распахнут в гримасе хохота, глаза закатились, лихорадочный румянец покрывал щеки. Танцоры пели:

Ты скрылась за кулисами – а следом за тобой Пьеро и его гости.

И в тот же миг из-за кулис колесом выкатился на сцену Арлекин. Перекувырнувшись, он остановился прямо напротив нас и радостно закричал:

– Несчастный Пьеро умер!!!!

Мы с Ариадной посмотрели друг на друга и без слов поняли: это был реквием по Валентэну.

Через неделю Серж увез тебя в Довиль, и наша троица распалась. Мы делали вид, будто верим в новую встречу грядущей осенью, но, наверное, все понимали – что-то закончилось. Не знаю, что нас развело – гибель несчастного мальчика или вакханалия, которой ты почтила его смерть, – но мы больше не могли быть вместе.

На последнем балу Валентэна Ариадна сказала: «Это когда-нибудь должно было закончиться». Ее слова оказались пророчеством – все закончилось: наша дружба, а потом и вся Европа нашей прекрасной юности. На следующий год началась война, Ариадна вернулась в Россию, я потеряла тебя из виду.

И вот сейчас я говорю с тобой из сорок второго года, Марианна, милая моя Марианна, я говорю с тобой из Парижа новой войны, из Галлии, захваченной варварами. Что я могу сказать тебе? Если б мы знали, что нас ждет, – разве б мы жили иначе? Разве мы могли бы жить иначе?

Сегодня картонный прямоугольник, исписанный на обороте славянскими буквами, вызвал твой призрак с зеленых идиллических лугов Элизия – и я говорю с тобой, потому что так и не поговорила тогда, в тринадцатом году, в четырнадцатом, в восемнадцатом, так и не пришла к тебе в больницу, когда ты умирала от «испанки». Тем летом ты подцепила «испанку», а я – своего будущего мужа. До тебя ли мне было? Я знаю, тут ты меня поймешь, тем более мы не встречались уже два года, да я и не знала, что ты умираешь. Но все равно: мне жаль, что мы так и не поговорили, когда ты еще была жива.