Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Осенью Серж на пару месяцев покинул Париж, и я тут же завела короткий роман с известным бульвардером, немолодым любителем женской красоты и альковных утех, одним из тех мужчин, которых небо посылает легкомысленным девушкам, испытывающим вечный недостаток в деньгах. Как-то раз он обмолвился, что звездой парижского полусвета тебя сделал некто Кинэт, темный тип, не то революционер, не то полицейский провокатор, бесследно сгинувший год назад, – но мне даже в голову не пришло спрашивать тебя о нем.

Мы были молоды и беспечны. В кабаре, где мы проводили вечера, можно было встретить кого угодно – молчаливых анархистов, вдохновенных студентов-революционеров, полицейских шпиков и обычных головорезов из предместий. Мы почти не боялись их – нам казалось, они только придают остроту нашей пресной повседневности. Сегодня, оглядываясь на годы моей юности, я думаю, что куда опасней были обычные краснобаи и богемные болтуны, лжепророки и фальшивые визионеры, прозревавшие очистительный огонь, по ту сторону которого нас должны были ждать новые небеса и новая земля.

Теперь я знаю, что полуправда хуже лжи: их предсказания сбылись только частично – обещанный огонь в самом деле спалил наш мир, но не принес ни очищения, ни новых небес.

Впрочем, если бы даже знали заранее – что бы изменилось? Мы были молоды и беспечны: жадная до наслаждений провинциалка, настойчивая белокожая наблюдательница и ты, воплощенный соблазн, Саломея под семью покрывалами безмолвия.

Замаскированные масоны и открытые коммунисты, редкие последователи доктора Фрейда и многочисленные поклонники мадам Блаватской, теоретики нового искусства и практики оккультных наук – мы вместе с ними танцевали в «Мулен де ля Галетт», проводили время в одних и тех же кабаре и театрах, ходили на одни и те же выставки, принимали их у себя и приходили к ним на званые вечера. Для нас они были пряным развлечением – чем-то вроде синематографа. Чем нелепей были их идеи, чем топорнее исполнение, тем больше мы веселились, тем с большей радостью шли к следующему шулеру.

Однажды Серж отвел нас к медиуму, очередному лже-Калиостро, выделявшемуся из числа своих собратьев разве что сильным восточным акцентом. Его звали Поль Липотин, и, как все прочие шарлатаны, он жил на пожертвования своих поклонников. Тогда мне не приходило в голову, что хотя бы в этом мы были с ним коллегами.

В полутемной комнате собралось человек десять, мы вчетвером, как всегда, опоздали. Липотин что-то недовольно сказал Сержу, нам освободили место у стола. Как и положено, мы сняли кольца, кулоны и брошки, а потом взялись за руки, образовав цепь. Липотин предупредил, что наш круг ни в коем случае нельзя разрывать – последствия могут быть ужасными как для него, так и для всех собравшихся. После обычных процедур хозяин впал в транс – сейчас уже не разберешь, настоящий или поддельный, – гости стали вызывать мертвых и задавать вопросы.

Все казалось даже нелепее, чем обычно: кто-то спросил Эмиля Золя, случайно ли он умер или верны слухи, что дымоход в его доме специально забили клерикалы, которые не простили ему защиты Дрейфуса и знаменитого «Я обвиняю». Все это было для меня далекой историей, и я удивилась, что она кому-то еще интересна. (Кстати, Золя сказал, что не знает ответа: «Я задохнулся – вот и всё. Здесь мне есть чем заняться, кроме расследования собственной смерти».)

Как всегда, вызвали Наполеона и спросили о будущем Франции. Медиум провыл, что имперский орел еще раскинет крылья над всей Европой. Спросивший удовлетворенно улыбнулся, но сегодня я подозреваю, что речь шла об орле Третьего рейха – если, конечно, можно обсуждать эти ответы всерьез.

Под конец, когда силы уже почти покинули Липотина, вдруг заговорила Ариадна.

– Я бы хотела вызвать Бога, – сказала она и пояснила: – Мы все знаем, что Бог умер. Ницше сказал нам об этом почти тридцать лет назад. И раз мы вызываем мертвых, то можем вызвать и мертвого Бога.

Раздался тихий ропот: если бы не сделанное заранее строгое предупреждение, часть гостей ушли бы, возмущенные. Впрочем, я слышала, как присвистнул Серж, главный поклонник Ницше в нашем маленьком кружке.

И тут Липотин сказал глубоким и глухим голосом:

– Я здесь.

– Прости, что потревожили Тебя, – сказала Ариадна, – но Ты, однажды умерший и воскресший и снова умерший уже совсем недавно, скажи нам – где нам найти смысл, утерянный с Твоей смертью?

Липотин закашлялся, каким-то старческим, дребезжащим кашлем и снова заговорил еле слышно: