Дэвид Мэмет - Древняя религия

«Уэллс Фарго не забывает никогда». Вот это девиз, вот это я понимаю. И знать о компании больше ничего не нужно. Как его можно забыть? Кто осмелится выступить против такой компании? Оказаться вне закона?

«Что это значит — оказаться вне закона, — подумал Франк. — А не испытывает ли человек, очутившись в таком положении, ни с чем не сравнимое удовольствие? Каково это, порвать навсегда с ограничениями повседневной жизни, оставив лишь те, которые ты выбрал сам? И заплатить за такую свободу сущий пустяк: признать, что за тобой идет охота. Если исключить вопрос нравственности, — думал он, — остается только страх… нет, необязательно страх… скорее сам факт. Факт, заключающийся в том, что на тебя идет охота. Как на ту собаку. Вот такой и будет моя жизнь».

Собака приходила ко входу в гостиницу. По ночам. Некоторые утверждали, что это волк, другие — что койот. Но оба термина обозначали, по сути, просто дикую собаку, и какая разница, как она называлась, если теперь она лежит там мертвой?

Никакой разницы.

Приручение этого пса было иллюзией. Он оставался таким же диким зверем, как волк или койот. Он мог сделать что угодно — и делал. Так зачем было считать его собакой? Зачем, если он мог приходить к гостинице каждую ночь — а он приходил — и таскать что ни попади; если он мог убивать — а он убивал — мелких зверьков, снующих вокруг; если он мог сопротивляться, а загнанный в угол сарая, напасть — что он и сделал — на человека?

А теперь он лежал на заднем дворе, у кухонной двери, мертвый, с простреленным черепом, и не было в нем ничего домашнего.

Он был диким. Таким жил и таким умер, а прочее — иллюзия. Когда ему казалось удобным или у него не было выбора, пес жил в доме, питался объедками и повиновался хозяевам, которые называли покорность любовью. Когда же он отвернулся от них и сбежал, в его распоряжении оказался весь мир, но за это пришлось платить: принять тот факт, что отныне на него охотятся.

— Неужели во мне нравственности не больше, чем в этой собаке? — спросил он.

— Видишь ли, он просто променял А на Б, — ответил Моррис.

— И все?

Моррис вслед за Франком вышел в палисадник. Женщины остались на веранде.

«О чем они говорят? — подумал Франк. — И почему Моррис так сказал о собаке? Скорее всего, чтобы утвердить свое превосходство».

Теперь пес был мертв, и по Моррису выходит, будто зверь должен был знать заранее, что обречен, что, отказавшись от любви, выбирает смерть. Неужели это правда? Либо покориться, либо умереть, и третьего не дано?

— Он бы в любом случае умер, — сказал Франк.

— Не понимаю, — ответил Моррис.

— Ну… Не такая уж глубокая мысль.

Они смотрели, как собаку подцепили лопатой. Минутой раньше из кухни, вытирая руки о грязный фартук, вышел высокий мускулистый негр. Уже уходя, Франк увидел, как служитель гостиницы указал на собаку, и негр кивнул. Потом ему принесли большую лопату для угля, и он подсунул ее под пса. Когда Франк обернулся в последний раз, он увидел, как человек с лопатой направился к опушке леса.

«Нет. Не тот инструмент, если он собирается его закопать», — подумал он.

Моррис заговорил:

— Д-а-а… Абрахам расширяет дело.

— Неужели?

Моррис кивнул.

— Бостон. Провиденс. Филадельфия.

— Надеюсь, дела у него пойдут хорошо.

— Естественно, ведь если его дела пойдут хорошо, то и наши не хуже.

— Это взаимосвязано?

— Думаю, да. До тех пор, пока мы не решим пойти против него.

— А что говорит Джек?

— С ним я это пока не обсуждал. Но собираюсь. В следующий раз, когда… — Моррис остановился, чтобы прикурить. Наклонился, по привычке прикрывая сигару от несуществующего ветра. — Не замечал? — спросил он между двумя затяжками. — Если прикрыть спичку вот так, слишком близко к коробку, ты здорово рискуешь, что все вспыхнет тебе в лицо. — Он вздохнул. — Весь коробок. Сколько раз это замечал, а за столько лет не научился держать спичку по-другому.

— Это свойственно человеку, — сказал Франк.

— Не правда ли?

Они пошли дальше. Моррис повернулся к нему:

— О чем, черт подери, я говорил?

— О Джеке Файне, — напомнил Франк.

— Так вот, я ему сказал: «Конкуренция — залог успешной торговли». — «И я всегда так думал», — отвечает мне Джек. «В таком случае, — спрашиваю я, — как получилось, что ты никогда не был в Нью-Йорке?»

Здесь Моррис сделал паузу. Поднял брови в знак того, что сейчас будет самое главное.