Гюнтер Грасс - Собачьи годы

В таком духе и проходит вечер: Матерн на кухне точильным бруском оттирает пальцы от чернил, а потом, причесавшись, садится за семейный стол, благосклонно разрешает Гансу-Ульриху погладить Плутона, голыми руками, поскольку щипцы в хозяйстве Хуфнагелей отсутствуют, колет для всего семейства грецкие орехи, получает в подарок от госпожи Доротеи пару только один раз простиранных носков, обещает весьма приглядной дочке Эльке новую авторучку «пеликан», до полного одурения потчует хозяев рассказами о своих средневековых предках, народных героях и головорезах, ночует вместе с псом в холодной мансарде, в первый день Рождества вкушает семейный обед — жаркое в кисло-сладком соусе с толченым картофелем, за две пачки «Кэмела» на второй день Рождества раздобывает на черном рынке почти новую авторучку «Монблан», вечером, дорассказав гостеприимному семейству все прочие предания из устья Вислы и о народных героях Симоне и Грегоре Матерне, намеревается в поздний час, когда все усталые головы уже прильнули к подушкам, на цыпочках прокрасться под дверь элькиной спаленки, дабы вручить ей авторучку «Монблан»; но половицы под бесшумными носками все равно предательски скрипят, и в ответ на их скрип через замочную скважину до него доносится писклявое «Войдите!» Отнюдь не всякая каморка заперта на засов и на замок. Тихой сапой он вступает в девичьи покои под предлогом все той же авторучки. Но ему тут рады, он желанный гость и уже вскоре получает возможность отомстить папаше, отыгравшись на дочке. Месть оказывается кровной, кровь течет неопровержимо:

— Ты первый, кто… Как только ты вошел в тот вечер, и даже шляпу не захотел снимать. Ты теперь не будешь думать обо мне плохо? Вообще-то я совсем не такая, вот и подружка моя все время говорит. Ты теперь так же счастлив, как и я, и тоже желаешь только одного, чтобы?.. Скорей бы только мне школу закончить, а после я хочу путешествовать, путешествовать без конца! А это что у тебя? Неужели шрамы — и тут, и вот тут? Проклятая война! Каждому от нее досталось. Ты теперь у нас останешься? Тут иногда очень даже красиво бывает, когда дождя нет: лес, звери, горы, Ленне, Высокий Зондерн, так много дамб, город Люденшайд сверху неплохо смотрится, и куда ни глянь, всюду леса и горы, озера и реки, олени и косули, дамбы и озера, леса и горы, оставайся!

Но Матерн предпочитает тихой сапой удалиться вместе с псом восвояси. И даже почти новую ручку «Монблан» с собой в Кельн-на-Рейне прихватить; в конце концов, не для того же он в Зауэрланд направлялся, чтобы подарки раздаривать, а для того, чтобы судить папашу, осуществив акт возмездия с его дочкой. Один Господь Бог, на сей раз из застекленной иконки в рамочке над книжной полкой, видел, как этот акт происходил.

Вот так и набирает свой неотвратимый ход справедливость. Туалет кельнского главного вокзала, воистину католическое отхожее место, открывает новое имя — унтер-офицер Леблих, место жительства — Билефельд, славный своим бельем из египетского хлопка и детским хором. А потому — долгий разбег по железной дороге с обратным билетом в кармане, потом на третий этаж, вторая дверь направо, и с порога, даже не постучав, прямо в чужую жизнь; но Эрвин Леблих после несчастного случая на производстве, происшедшего не по его вине лежит в кровати с загипсованной ногой на растяжке и загипсованной рукой, однако за словом в карман не лезет:

— Ради Бога, делай со мной что хочешь, пусть твоя псина подавится моим гипсом. Согласен, я тебя муштровал и гонял по плацу в противогазе; но двумя годами раньше меня точно так же муштровал и гонял в противогазе другой; а его в свою очередь гонял в противогазе — да еще с песней — кто-то третий. Вот я и спрашиваю: чего тебе, собственно, надо?

Матерн, опрошенный таким образом на предмет своих желаний, осматривается вокруг в поисках жены Леблиха — но Вероника Леблих погибла еще в марте сорок четвертого в бомбоубежище. Тогда Матерн требует предоставить ему дочку Леблиха — однако шестилетняя малютка только-только начала ходить в школу и потому переселилась к бабушке в Лемго. Но поскольку Матерн во что бы то ни стало решил увековечить свое отмщение, он убивает хозяйского кенаря — невинную птаху, которая сумела счастливо пережить и ковровые бомбежки, и бреющие налеты штурмовиков.

Поскольку Эрвин Леблих просит принести ему стакан воды, Матерн покидает комнату болящего, заграбастывает левой рукой стакан, наполняет его водой из-под крана, а правой рукой на обратном пути мимоходом наносит короткий визит в птичью клетку: только капающий водопроводный кран да еще Господь Бог наблюдают за делом рук его.