Эли Визель - Ночь. Рассвет. Несчастный случай

Встать? Как я смогу? Как мне извлечь себя из этой пушистой постели? Я слышал что говорит отец, но все представлялось бессмысленным как если бы он предлагал мне поднять руками целое здание…

«Давай, сынок, давая…»

Я встал, стиснув зубы. Поддерживая меня, сам почти падая, он повел меня наружу. Это оказалось совсем не просто. Выйти было так же трудно, как и войти. У нас под ногами валялись, умирая, раздавленные, растоптанные люди. Никто не обращал на них внимания.

Мы выбрались на улицу. Ледяной ветер обжигал мне лицо. Я покусывал губы, чтобы они не смерзлись. Повсюду бушевала пляска смерти, голова моя пошла кругом. Я брел по кладбищу среди окоченевших трупов, как среди бревен. Ни крика отчаяния, ни стона, ничего, кроме массовой молчаливой агонии. Никто не просил никого о помощи. Умирали, потому что пришла смерть, без суеты.

В каждом застывшем теле я видел себя. Скоро и я не буду их видеть, я стану одним из них — через какие-нибудь несколько часов.

«Папа, пойдем, вернемся в барак…»

Он не ответил. Он не глядел на мертвецов.

«Пойдем, папа, там получше. Мы можем полежать по очереди. Я послежу за тобой, а потом ты за мной. Мы не дадим себе уснуть. Будем смотреть друг за другом».

Он согласился. Наступая на живые тела и на трупы, нам удалось вернуться в барак. Тут мы уселись.

«Не бойся, сынок, спи — можешь поспать. Я сам погляжу за тобой». «Нет, сперва ты, папа. Ложись спать».

Он отказался. Я лег и попытался заставить себя уснуть, задремать хоть немного. Но я не мог уснуть, не мог. Одному Богу ведомо, чего бы я не отдал за несколько секунд сна. Но, в глубине души, я чувствовал, что уснуть — значит умереть. Что-то во мне восставало против такого конца. Вокруг меня бесшумно, не встречая сопротивления, бродила смерть. Она набрасывалась на кого-нибудь из спящих, вползала в него и медленно пожирала. Рядом со мной кто-то старался разбудить своего соседа, может быть, брата или друга. Напрасно. Оставив бесплодные попытки, человек, в свою очередь, улегся около трупа и уснул. Кто же его разбудит? Я протянул руку и дотронулся до него. «Проснись. Здесь нельзя спать…»

Он приоткрыл глаза. «Отстань», — сказал он слабым голосом. «Я устал. Оставь меня в покое. Оставь».

Мой отец тоже слегка задремал. Я не мог разглядеть его глаз, шапка сползла ему на лицо.

«Проснись», — шепнул я ему на ухо.

Он вскочил, уселся и, ошеломленный, тупо осмотрелся вокруг отсутствующим взглядом. Он рассматривал все кругом так, как будто вдруг решил составить опись своей вселенной, чтобы точно выяснить, где он находится, в каком месте и зачем. Потом он улыбнулся.

Я всегда буду помнить эту улыбку. Из какого мира она явилась?

Снег по-прежнему густыми хлопьями ложился на мертвые тела.

Дверь барака открылась. Появился старик, его усы покрылись инеем, губы онемели от холода. Это был рабби Элиягу, рабби маленькой польской общины, очень хороший человек. Все в лагере его любили, даже капо и начальники блоков. Несмотря на испытания и лишения, лицо его по-прежнему светилось внутренней чистотой. Он был единственным рабби в Буне, к которому всегда обращались как к «рабби». Словно один из древних пророков, он всегда находился среди своего народа, чтобы помогать ему. И, странно, его слова утешения никогда не вызывали бунта, они и вправду приносили мир.

Он вошел в барак, и его глаза, еще более ясные, чем обычно, казалось, кого-то искали: «Никто не видел моего сына?»

Он потерял своего сына в толпе. Напрасно он искал его среди умирающих. Тогда, в поисках его тела, он начал скрести снег. Безрезультатно.

Три года они держались вместе. Всегда рядом, деля страдания и удары, хлеб и молитву. Три года — из лагеря в лагерь, от селекции к селекции. А теперь — когда казалось, близко освобождение, судьба разлучила их. Заметив меня, рабби Элиягу прошептал: «Это случилось по дороге. Мы потеряли друг друга из виду в пути. Я находился некоторое время в конце колонны, у меня не хватало сил бежать, а мой сын не заметил. Вот и все, что я знаю. Куда же он исчез? Где мне его искать? Может, ты его где-нибудь видел?»

«Нет, рабби Элиягу, я не видел его».

Он исчез так же, как и пришел: словно тень, унесенная ветром.

Он уже скрылся за дверью, когда я вдруг вспомнил, что видел, как его сын бежал рядом со мной. Я позабыл об этом и не сказал рабби Элиягу!

Потом я вспомнил кое-что еще: его сын видел, как рабби Элиягу, хромая и шатаясь, отставал, пока не оказался в хвосте колонны. Он видел это и продолжал бежать вперед, хотя расстояние между ними возрастало.