Борис Воробьев - ДЕСЯТЬ БАЛЛОВ ПО БОФОРТУ (Повести и рассказы)

…Они напрасно бы ждали сегодня Женьку. Он все равно бы не приехал. Он лежал здесь, на дне оврага, погребенный под толщей тяжелых, как гранит, снежных глыб, и никто не мог сказать Кириллу, сколько времени Женька уже лежит там.

Сбросив лыжи, Кирилл кубарем скатился в овраг.

Он не знал, с какого места ему следует начинать, и действовал скорее интуитивно. Он знал только одно: нужно во что бы то ни стало побыстрее добраться до Женьки!

Обдирая в кровь руки, Кирилл принялся растаскивать в стороны шершавые, словно наждак, глыбы.

Он представлял, как все произошло.

За зиму над оврагом наметало многотонные снежные козырьки. Они нависали по обеим сторонам дороги, и в этом отношении овраг был идеальной ловушкой. Каждая пурга наращивала козырьки на несколько сантиметров, а ветер спрессовывал снежную массу до прочности бетона. Весной козырьки теряли эту прочность. Достаточно постороннего звука — крика, собачьего лая, выстрела, чтобы нарушить сомнительное равновесие. Излом свежий, как будто козырек обломился только что. Такие вещи происходят мгновенно. Женька уже спустился в овраг, когда карниз пришел в движение. Нарты успели проскочить еще несколько метров, потом их накрыло. Жив ли Женька? Собаки живы, по крайней мере, некоторые. И отсюда ли он начал? Может, Женьку отбросило куда-нибудь в сторону? А, черт! Все равно надо ковырять, пока не доберешься до чего-нибудь. А главное — торопиться. Грохнется, чего доброго, второй козырек — похоронит за милую душу всех.

Рука под снегом уткнулась во что-то мягкое. Малица? Собачий бок? Раздумывать было некогда. Кирилл потянул и выволок из-под снега собаку. Это был коренник Кучум. С ним ничего не случилось. Кирилл освободил собаку из алыка, и она, как ни в чем не бывало, запрыгала вокруг него.

Кирилл обрадовался: значит, он верно сориентировался, нарты должны быть где-то рядом!

В снегу мелькнул рыжий лоскут. Малица! Рыжих собак в упряжке не было. Кирилл с лихорадочной поспешностью стал отбрасывать снег вокруг лоскута. Потом ухватился за него и потянул. Из снега вдруг высунулась белая человеческая рука. Женькина рука. Кирилл из тысячи узнал бы эту узкую, сильную ладонь с длинными, как у пианиста, пальцами.

Он притронулся к руке. Она была твердой и холодной. Как снег, который он отбрасывал. Словно археолог погребение, Кирилл осторожно оконтурил, а затем очистил от снега бесчувственное тело Женьки.

Он лежал на спине. Глаза Женьки были полуоткрыты, и в них набился снег.

Кирилл опустился на колени и стал дышать Женьке в лицо. Снег постепенно начал таять; из глаз Женьки потекли тоненькие струйки; казалось, он плакал. Кирилл задрал на Женьке малицу и приложился ухом к груди. Сердце чуть-чуть билось.

Уложив Женьку поудобнее, Кирилл начал откапывать собак. Без них он не вытащил бы Женьку наверх.

Пот лил с Кирилла ручьем. Он сбросил ватник и остался в одной рубашке. И опять стал отбрасывать глыбы. Он работал, как раб в каменоломне, и, когда откопал собак, у него еще хватило сил взвалить на нарты негнувшееся Женькино тело.

Из собак уцелела только половина. Правая сторона упряжки, принявшая на себя основной удар лавины, была целиком выведена из строя. Две собаки так и остались лежать в снегу, остальные кое-как ковыляли. У Ытхана, наверное, была сломана лапа, он поджимал ее и не давал притронуться.

С горем пополам Кирилл отобрал пять более или менее годных собак, запряг их и погнал окриками и ударами. Сегодня он не жалел ни того, ни другого. Он вовсю шерстил собак и, не отрываясь, смотрел в незакрытые Женькины глаза. Снег из-под собачьих лап падал Женьке на лицо и оставался лежать на нем, не тая. Кирилл смахивал этот снег, но из-под лап летел новый и опять оставался лежать и не таял, и опять Кирилл смахивал его. Он ни за что на свете не согласился бы закрыть Женьке лицо. Он просто не смог бы сделать этого. Он смахивал снег и во всю мочь гнал собак.

Вера вышла к нему в приемную.

— Как он? — спросил Кирилл.

— Плохо, — оказала Вера. — Врачи определяют сотрясение. Под угрозой ампутации левая рука. С первым самолетом его отправят в Петропавловск.

Вера заплакала.

— Не надо, Вера, — сказал Кирилл. — Женька не умрет.

— Я не буду, — сказала Вера. — Только бы он выжил, — прошептала она. — Только бы выжил!..

Скоро ее позвали, и она ушла.

Кирилл сел на стул и стал ждать.

Входили и выходили люди. Сновали мимо молоденькие и пожилые сестры и санитарки. Иные смотрели на Кирилла, иные нет, и никто не спрашивал его, зачем он сидит здесь. И никто не мог ответить, будет ли жить на свете Женька, который лежал сейчас где-то в глубине этого чистого стерильного здания, под чистыми стерильными простынями и никак не мог прийти в сознание.