Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

Он проводил нас до самых ворот.

– О, если бы еще раз влюбиться! – неожиданно возопил он, закатив глаза и воткнув руки в небо.

– Завтра, – пообещал ему Жора, – завтра это непременно случится.

Старикан, подмигнув, улыбался. Что будило в нем дикую жажду жизни, сперма кита или нуклеиновая нить секвойи, нам предстояло еще выяснить. Но уж никак не признаки черепашьих генов, которые ведь тоже проявляли свою активность. Что же? Мы не знали ответа, а нам прежде всего нужна была ясность. И я позвонил Юле.

– Приезжай, – сказала она.

Что может быть яснее?

Мы должны были четко представлять себе, как ведет себя каждый ген, каждый фрагмент ДНК баобаба или черепахи, индийской кобры или африканского льва. И для этого нам нужны были клеточки, наши клеточки, нежные комочки живой жизни. Жора оказался прав, однажды сказав: «Мы лезем со своим желанием знать порядок вещей в промыслах Бога, но нам никогда не выведать правду жизни». Это было сказано давно, но я всегда помнил этот невеселый Жорин тезис. Но никогда, до самого последнего времени, не придавал ему значения. Вера в то, что нам впервые удастся ухватить Бога за бороду, жила во мне удивительно долго.

Итак, нам понадобились клеточки. Это радовало: наконец-то я займусь своим делом! Да, нам понадобились точные, можно даже сказать математические, знания о тех биологических процессах, которые проистекали в клетках и тканях, и органах, и в целом организме, когда мы подвергали их тем или иным экспериментальным воздействиям. Квалификация, иными словами – количественная оценка состояния внутриклеточных молекулярных процессов или психики человека, стала для нас тем Рубиконом, который предстояло неминуемо преодолеть. Сколько чего? Вот вопрос вопросов, на который должно найти ответ. Сколько ума, чести, совести, сколько злости и гнева, счастья или любви у Майкла Джексона или Жаклин Кеннеди? Сколько генов добра или долголетия? Как управлять этим «сколько»? Эти вопросы торчали в мозгу, как ножи в сердце, как бревно в глазу, как крик в ухе. Мы, конечно, не провозглашали их вслух, не произносили всуе, мы носили их молча, как носят траурную повязку, не позволяющую думать ни о чем другом, кроме случившейся невосполнимой потери. Мы, правда, ничего не теряли, но до сих пор ничего и не нашли. Если не считать нашего пациента. Он стал ярким свидетельством того, что мы на верном пути.

– Честно говоря, – говорил Жора, – я до сих пор не верю в твои гены.

Я верил!

– Если бы мы ввели ему вместо генов твоей секвойи мочу белой вороны или яд гюрзы, он бы также прекрасно сегодня каркал. Правда, зубы, его проросшие, как горох, зубы заставляют задуматься.

А я верил!

Латыш Михаил Николаевич предложил нам возродить монархию, завести царя. Оказалось, что он никакой не латыш, а исконно русский российский князь, отпрыск августейшего рода с крепкими монархическими корнями и здоровыми царскими генами, без сомнения, вызванными к жизни нашим вмешательством и рижским бальзамом. Голубая кровь! Теперь мы даже сожалели, что пришлось ее разбавить генами пресмыкающегося и даже далекого заморского дерева, но без этого, оправдывались мы, вряд ли бы он выжил.

Он не переставал повторять:

– … и теперь мы с вами!..

– Мы?..

Жора не мог не уточнить этого.

– Сударь, я в восторге от вашего вмешательства, – сказал он Жоре. – Вы снова пробудили во мне желание навести здесь порядок, восстановить status qvo и наладить жизнь. Все должны знать, кто есть кто, и теперь мы с вами…

Его «сударь» не прозвучало фальшиво. Мы сидели в плетеных креслах на даче будущего царя и недоумевали: зачем нам все это? Только потом, с тех пор прошло несколько лет, мы поняли, как в нашем подопечном проявились вдруг царские замашки.

– А вы не боитесь, – сказал Жора, – что сегодня…

Наш Латыш улыбнулся:

– Милые мои, – сказал он, – от страха меня освобождают мои годы.

Он вдруг остановился и, сорвав листик березы, стал жевать его.

– Взгляни на чудо, которое мы сотворили, – улыбнувшись, шепнул мне Жора. – Скажи, сколько в нем человека, акулы или черепахи? Сколько саксаула или как там ее, твоей секвойи?.. Он лев или дуб? Или коза?

– Козел, – вырвалось у меня.

Жора кивнул и улыбнулся:

– Сорви ему еще веточку… Пусть жует.

А царь тем временем уже властно шагал по песочной аллее, смело рассуждая о путях преобразования жизни в стране. Нет, не было никакого умопомешательства, произносились вполне здравые и разумные речи.